Змей и жемчужина

— Я не видел герцога Гандии со вчерашнего дня, — сказал я. — Думаю, вы смогли бы найти его в каком-нибудь борделе, где он предаётся разгулу перед женитьбой. — Папа не удовлетворился тем, что удачно выдал замуж дочь — теперь Хуану Борджиа тоже нашли знатную партию, испанскую принцессу, которая приходилась кузиной самому королю Фердинанду[83], и в этом было хорошо одно — то, что герцог Гандии должен был отплыть в Испанию, чтобы сочетаться браком со своей невестой и вступить во владение своим герцогством и, таким образом, избавить нас от ещё одного позолоченного безобразия, то бишь свадьбы здесь, в Риме.

— Моему братцу лучше бы оставить своих проституток, потому что мне нужны папские войска, а мой отец рассчитывает, что их поведёт Хуан, — молвил архиепископ Валенсии и повернулся, чтобы уйти.

— Что, ваше превосходительство, в городе какие-то беспорядки?

Он поколебался, но в конце концов всё-таки ответил:

— Скажите мадонне Адриане, чтобы нынче не выпускала мою сестру на улицу. В Борго собралась толпа дураков — толкуют, что в таверне убили девушку, распяли её, как Христа на кресте, и теперь все думают, будто это евреи, изгнанные из Испании, приносят жертвы дьяволу.

День был жаркий, но я всё равно почувствовал, как по моей искривлённой спине пробежал холодок.

— Распяли? — переспросил я, и сам удивился тому, как спокойно прозвучал мой голос.

— Подавальщицу из таверны изнасиловали, а потом перерезали ей горло. Причём руки её были раскинуты и пригвождены к столу ножами, вонзёнными в ладони. — Чезаре раскинул руки, словно смуглый Христос в церковном облачении. — Обыкновенно на такие вещи не обращают внимания. Проститутки и подавальщицы из таверн погибают часто. Но сейчас у нас появились испанские евреи, на которых можно свалить вину, вот чернь и стала толковать, будто это жертва дьяволу.

— А ведь была ещё торговка фруктами, которая недавно была убита на рынке, — добавил я. — Я слышал, что её убили тем же способом. Растянули руки, пригвоздили их, а потом перерезали горло.

Чезаре пристально поглядел на меня, в его тёмных глазах зажглось любопытство.

— А какое до этого дело вам, мессер Леонелло?

— Ровным счётом никакого. — Я надел камзол и начал его зашнуровывать. — Но я сомневаюсь, что тут замешаны евреи. Они слишком благодарны за то, что в Риме им дали приют, и не стали бы затевать здесь ничего дурного.

— Разумеется, это не евреи, — фыркнул Чезаре. — Но как бы то ни было, скажите моей сестре и этой золотоволосой хохотунье моего отца, оставаться дома. Я не хочу, чтобы они столкнулись с какой-нибудь распалённой толпой. — Он провёл рукой по впадине в своей золотисто-рыжей шевелюре — легчайшему намёку на тонзуру клирика. — Если Хуан в ближайшее время не вернётся из борделя, я сам поведу папские войска, разобью несколько голов и заставлю всех недовольных разойтись по домам.

— Это как раз то, что вы, ваше преосвященство, и собирались сделать с самого начала, — молвил я. — Вы предпочитаете самолично разогнать толпу недовольных, чтобы поставить это себе в заслугу перед Его Святейшеством. И сейчас вы ищете здесь герцога Гандии лишь для того, чтобы потом Папе сказали, что вы сделали всё возможное, чтобы его отыскать.

Губы Чезаре Борджиа растянулись в ледяной полуулыбке.

— А вы умны, маленький человек-лев, — сказал он и мог бы сказать что-нибудь ещё, если бы не вопль, раздавшийся из дверей, к которым он стоял спиной.

— Леонелло! — вдребезги расколол жаркую тишину разъярённый женский голос. — Во имя святой Марфы, что вы делаете с моей говяжьей грудинкой?

— Signorina Cuoca, — приветствовал я высокую чернобровую фурию с разгневанным лицом. — Как не ко времени.

— Она предназначалась для сегодняшнего ужина! — закричала Кармелина, показывая на мою большую, облепленную жужжащими мухами мишень, всё ещё слегка покачивающуюся в безветренном воздухе. — Она должна была быть насажена на вертел и поджарена!

— Считайте, что я сделал в ней проколы, чтобы облегчить ваш труд. — Я скромно поднял руки. — Но благодарить меня не нужно.

Она пробормотала какое-то венецианское ругательство и хотела было в ярости пронестись мимо меня, но потом заметила прислонившегося к стене галереи Чезаре Борджиа и его стоящего у самых дверей телохранителя.

— Ваше преосвященство, — пробормотала она и присела в запоздалом реверансе.

— Да полно вам. — Он взмахом руки велел ей подняться. — Это лучше любой комедии. Мессер Леонелло, вас нужно от неё спасать?

— Прошу извинить меня, — начала было Кармелина, но Чезаре не обратил на её извинения ни малейшего внимания. На прощание он лениво махнул мне рукою и исчез так быстро, словно его ветром сдуло. Микелотто послушной тенью исчез вместе с ним.

Кармелина меж тем уже поспешила осмотреть мою импровизированную мишень.