Змей подколодный

Товарный поезд грохотал по далёким рельсам.

"Я вышью крестиком, — пробормотала Ольга, падая на подушку. — Только обозначьте мне цвета…" "Тук-тук", — согласился поезд, тук-тук, это была песня, старая-престарая. Слаженный хор мужских голосов распевал её протяжно и горестно: "Шёл отряд по бе-ре-гу, шёл из-да-ле-ка… Шёл под красным зна-ме-нем командир полка… Голова обвязана, кровь на ру-каве… След кровавый сте-лет-ся… ПО СЫ-РОЙ ТРА-ВЕ"!

Ведьма распахнула глаза, и голоса поднялись к потолку, затихая во тьме. Ведьма перевернула подушку, прижалась щекой к прохладной ткани, к траве, осенней траве, дочиста вымытой снегом… За окном, на пределе слышимости, стучали колёса.

Поезд шёл по трамвайным путям мимо девятиэтажки в тринадцатом микрорайоне. Девятиэтажка стояла в траве, полупрозрачная, просвеченная солнцем насквозь, а на восьмом этаже, в проёме балконной двери, скрипели качели. Простые детские качели, собранные из жёлтых палочек, они взлетали неспешно и высоко — из комнаты в небо, из неба в комнату… Ольга запрокинула голову, глядя на них, а враг положил ей на плечо руку, и с перчатки потекла кровь.

Она прыжком сорвалась с тахты и глубоко задышала, стоя посреди комнаты. Кровь на ру-ка-ве. "Под красным зна-ме-нем, — простучал поезд, — по сы-рой тра-ве!" "По тра-ве", — согласилась ведьма и поплелась в ванную. Подставив рот под струю воды, она долго пила, переминаясь с ноги на ногу, потому что поезд сотрясал паркет. "Командир полка умирает", — прошептала она своему отражению. У отражения были абсолютно круглые глаза, но спать хотелось безумно, а подушка оставалась прохладной.

Прохладной, как трава в степи, а из травы росли два железных столба, и к столбам были подвешены качели. На жёлтые палочки кто-то выплеснул с размаху целое ведро багровой краски, краска ещё не успела засохнуть. На сидении лежала в луже мальчишечья кроссовка с порванным задником. "Это всё, что осталось от командира полка, — сказал за спиной враг, — накрой это знаменем". "Тук-тук-тук", — простучал в степи поезд. "Кап, кап, кап", — отозвалась кровь, стекая с качелей на траву, и Ольга закричала, заорала в голос и села, прижав ко рту одеяло.

За окном грохотал товарный поезд, на подоконнике разрывался будильник, а в изножье тахты стоял прибежавший с поста мистер Хендридж: рука в бороде, брови домиком.

— Сон, — хрипло пояснила ведьма. — Приснилось…

— С рассветом вас, сударыня. Воды?

Ведьма замотала головой и попыталась улыбнуться.

— Я уже встаю, — сказала она. — Будильник уже… Доброе утро.

Словесник сощурился на неё, кивнул и вышел; поезда он однозначно не слышал, но поезд от этого никуда не делся.

Поезд продолжал форсировать далёкую степь.

"Всё из-за Флюка, — думала ведьма по дороге в столовую, — виноват Флюк, подло пропавший среди ночи…" Пушистый мастер сновидений знал своё дело: кошмары разлетались в клочья, не успевая приблизиться к спящей ведьме. Привыкшая к защите, она оказалась сегодня беспомощна и безоружна — и поезд выехал из кошмара в явь. Он стучал колёсами, он мелькал в сторонке, он сотрясал паркет и ковры, ступени и аллеи, и кофейник на столе, и учебник латинского, прислоненный к кофейнику…

Учебник норовил сползти вниз и до невозможности был похож на мольберт. Ольга захлопнула учебник, подпёрла кулаками щёки и наткнулась взглядом на Никиту Делика. Как в зеркало посмотрелась: Никитос, бледный, взъерошенный и несчастный, сидел точь в такой же позе за столиком напротив. Только вместо завтрака перед ним стояла одинокая чашка — кофе, конечно.

"Может быть, ему тоже снился поезд, — с надеждой подумала Ольга, — может быть, поезд снился всей гимназии? Такой всеобщий кошмар, причиной которому — резкая перемена погоды… Зима-то опять закончилась! Закончилась в одночасье — ведь кровавый след должен стелиться именно по траве (по сы-рой тра-ве), и потому поезд привёз солнышко, а солнышко принялось топить снег…"

— Доброе утро, Заворская, — сказали над ухом, и ведьма подскочила.

— Доброе утро, господин учитель!

— Сидите, — махнул математик, пролетая мимо, и навис над Деликом — с таким видом, словно поймал беднягу со стаканом водки.

— Не спится, сударь? Завтракали? Что у вас тут — кофе?

— Угу… — буркнул Никитос, вцепляясь в чашку, но Демуров чашку отобрал и придвинул к себе меню. Первая же возникшая тарелка поехала к голодающему ребёнку, и ребёнок встретил её тяжким вздохом.

— Овсянка с зеленью, — прокомментировал математик. — Приступайте.

— Я не люблю овсянку, Фёдор Аркадьевич.

— Не повезло. М-м… И сыр, пожалуй.

"Что ж это нынче приснилось Демурову, — подумала ведьма. — Или у нас новый пункт в гимназийском кодексе? Обязательная магическая диета?"

— Да не хочу я…

— Верю. И сок…

Сумасшедший дом!..

— Можно только не яблочный?

— Нельзя. Ешьте немедленно!

— Я не могу, честное слово…

— А придётся, сударь.

"С ложечки, с ложечки его покормите, господин учитель!"

— Фёдор Аркадьевич, да меня тошнит!

— Вы меня нянькой подрядили, Делик? Быстро, быстро — за маму, за папу, что там ещё…