Налившуюся спелым яблочком щёку обдувал сквознячок, машина баюкала тихим урчанием, и разговор на переднем сидении баюкал тоже, вполне отвечая ведьминым нуждам. Мальчишечий голос пересказывал гимназийские бытовые дела и шкоды, мужской одобрительно посмеивался… гимназия… безмятежность… покой… Но заснуть всё равно не удалось: мальчишка вдруг оборвал на полуслове фразу, и машина, затормозив, съехала на обочину.
Пришлось посмотреть — но ничего особенно страшного не случилось. Мальчишка вывалился наружу, присел на корточки, обхватив голову, а мужчина, усевшись вполоборота, вытянул руку и коснулся ведьминой щеки. Этим же жестом он клал пальцы на Никитосово горло — и лицо у него при этом было… Не отшатнуться стоило трудов, но ведьма только вскинула голову. Пальцы, впрочем, никуда не убрались.
— Покажись-ка, детка. Болит?
— Ветерок, — сказала ведьма.
— Позволишь?
Пальцы стали почти ледяными, но она терпела и косилась, чтобы поймать момент, когда чужие глаза, зелёные, с коричневым ободком, сузят в точку зрачок и заблестят предвкушением.
Борис Чернецкий улыбнулся, нажал ведьме на кончик носа и повернулся к распахнутой дверке.
— Сладкий мой! Ты там закончил?
Борис Чернецкий однозначно страдал шизофренией. А чем ещё прикажете объяснить превращение беспардонной сволочи с вампирскими замашками в любящего и заботливого родственника? Чудесное превращение — и очень уместное, но доверия как-то не вызывало. Никто не знает, сколь долго господин чёрный маг будет пребывать в данной ипостаси — и не перекинется ли через минуту-другую оскаленным волком. Да сто процентов — что перекинется! Серия третья: "Гимназисты и безумный вервольф: без помощи и поддержки".
— У вас попить чего-нибудь не найдётся? — спросил Никита, залезая в машину. — Кофе, например…
— Кофе тебе точно ни к чему, — заявил безумный вервольф. — Подлечить могу… на скорую руку.
— Да мне чтобы хоть не тошнило…
— Дарю, — сказал Чернецкий, протягивая ему маленькую коробочку. — Две таблетки — три часа полного здравия. А вот потом — не обессудь. Откат пойдёт.
— Потом неважно… Их жевать надо?
— Считать-то умеешь, сладкий?! Пять таблеток — яд…
Машина тронулась с места. Острые серые скалы по одну сторону шоссе, сосновый лес, едва ли не выше скал, по другую. И ни души вокруг.
Никитос тщательно хрустел таблетками, взятыми из рук чужого дяди, который часом раньше едва не перегрыз ему глотку. Чужой дядя, выставив локоть в раскрытое окошко, насвистывал песенку, явно ничего не опасаясь. Плевал он с высокой горки на возможное появление разъярённых гимназийских магов, которые уже должны были начать поиски. Которые были просто обязаны поднять на уши всю округу! Которым следовало явиться ещё на площадь, извергая проклятия и потрясая молниями!
Не явились.
Олег Витальевич Стрепетов, преподаватель первой классической гимназии, куратор девичьей группы первого курса и крёстный фей маленькой ведьмы, не пришёл, оставив драгоценную воспитанницу в руках чёрного мага. И кто сказал, что он придёт в железный замок? В логово врага — вне сомнений, скрытое кучей барьеров и ограждённое мощнейшими заклинаниями… Но ведь он отыскал ведьму на озере? Ведь отыскал?
— А мы куда сейчас — в гимназию? — спросила ведьма.
— Ну что ты, детка, — откликнулся маг. — И в мыслях не имею вас обламывать.
— А куда?
— Провожу до места. Удостоверюсь заодно, что никто на вас не позарился…
— Ого, — сказал Никитос. — Спасибо.
— Да не за что, сахарный мой, — хмыкнул Чернецкий. — Мне ещё выкуп с вас получать. Лет через семь…
— Почему не сейчас? — спросил Никитос.
— Ощипанные птенцы не выживают, — любезно пояснил маг. — Учись пока. Вот соколом станешь — посчитаемся…
— Наверное, стану, — сказал Никитос. — Все говорят.
— Он тоже? — спросил Чернецкий.
— Ага.
Они засмеялись — взрослый маг и маленький, и Ольга мысленно скорчила им рожицу. Борис Чернецкий явно проникся к её проводнику — и очень бы хотелось знать тому причину. А вообще-то не суть важно. Соколом — как же! Берите выше! Хомячком! — и лет пятьдесят вот такому же ублюдку ботинки чистить. Так что фигу вам, господин маг, а не выплату долга! Если только с кураторов потребовать… Их-то можно как угодно ощипывать, вряд ли убудет.
"А ведь это мысль, — подумала Ольга. — Это же возможность сообщить в гимназию — и сделаю это не я и не Никита!"
Видимо, та же мысль посетила будущего сокола, потому что сокол прекратил хихикать и очень серьёзно сказал:
— Семь лет — это долго. Нечестно выходит. Может, вам стоит взять выкуп с наших преподавателей? Думаю, они возражать не будут.
— Уволь-уволь, — отмахнулся Чернецкий, разбивая надежду вдребезги. — Что-то нет у меня охоты наше приятное знакомство в гимназии афишировать!
— Да! — с чувством сказал Никита.
— Я уж как-нибудь потерплю. А вы, ребятки, сделаете мне одолжение в счёт долга: не станете больше из гнезда клювики высовывать. Мир велик, а фарт в нём — явление раритетное…
— Мы постараемся, — сказал Никитос.
— Вот и славно, — сказал маг и круто вывернул руль. — Приехали, птенчики.
Скалы и лес поменялись местами и замерли.
Над соснами неспешно всходила зелёная луна.
Ни снега, ни озера.