Змей Уроборос

– Все же это обычное мнение глупцов, – продолжал он. – Не мое, а тех, кто воображает, что его усилия приведут к вечной радости. Это все равно, что толочь воду в ступе. Разве в природе не достаточно примеров того, как старомодна и смешна такая глупость? Возьмем байки о великих, которые восстают и побеждают народы: светлый День против жестокой ночи. День ласков, ступает по горам легко, как олень. Свет сострадания сильнее первозданной тьмы. Воины Дня – это радости жизни, их определяют небеса: прохлада своенравных утренних ветерков; раскрывающиеся цветы; поющие птицы; росы, сверкающие на тонких паутинках, протянутых между папоротниками и терновником; влажные листки серебряной березы; смех юной девы, радующейся своей силе и красе; огонь жизни в каждом запахе и цвете, рожденный, чтобы возобладать над хаосом, скучной тьмой и безродной ночью.

День на рассвете очаровывает меня, но стоит ли любить его, когда, насладившись утренней победой, он кричаще ярким светом объявляет полдень? Лучше обратиться к печальному закату его славы, как сейчас я обращаюсь к Демонланду. Кто посмеет обозвать меня двуличным, когда я всего лишь следую мудрости, редкой в наши дни? Я люблю рассвет и закат, утро и вечерние звезды. Только в них обитает благородная душа, настоящая любовь, чудеса и величие надежд и страхов.

Так он спокойно ехал на восток, отклоняясь чуть к северу, по вересковой пустоши, погружаясь время от времени в глубокие раздумья, навеваемые странной гармонией внешних впечатлений и внутренних мыслей. Пустошь кончилась, начались горные отроги, невысокие перевалы, находить путь приходилось уже в лесу и вдоль потоков, тропа вилась то вправо, то влево, и шла то вверх, то вниз. Конь сам выбирал дорогу, потому что всадник ничего не замечал вокруг, утонув в размышлениях и самосозерцании.

Настал полдень. Лошадь и всадник вступили на зеленую траву маленькой долины с родником. Вода переливалась через камни и бежала дальше тонким ручейком. Вокруг долины росли высокие и прямые деревья. Над деревьями под солнцем вырисовывались горные вершины, казавшиеся неземными в струящемся жарком воздухе. Журчала вода, звенела мошкара над цветами, хрустел травой конь, и больше ничего не было слышно, ни птиц, ни шелеста листьев. В полдневной тишине одинокая лощина замерла, прогретая солнцем.

Гро, словно пробудившись в этой тишине, оглянулся вокруг. Конь костями почувствовал беспокойство своего хозяина, прекратил щипать траву, насторожился, вздрагивая. Гро погладил и приласкал его, потом, движимый непонятным внутренним чувством, медленно поехал на запад к лесу вдоль ручья. Деревья здесь росли так густо, что он побоялся, как бы их ветви не сбросили его с седла, поэтому спешился, привязал коня к дубу, и поднялся по руслу ручейка до того места, где смог посмотреть на север поверх деревьев. Примерно в пятидесяти шагах он увидел зеленую террасу с небольшим глубоким водоемом, защищенную с севера тремя или четырьмя большими рябинами.

Он остановился, придерживаясь левой рукой за выступающий камень, заросший розовой смолевкой. Конечно, те, кто топтал траву у водоема на скрытой поляне, не были смертными. Разве что козы или олени с ласковыми глазами, скачущие на задних ногах, но уж никак не эти разнообразные создания с остроконечными ушами, мохнатыми ногами и раздвоенными копытами, которые вели хоровод с белокожими девами, ступающими по цветам синей горечавки и лапчатки, не сгибая стебельков. Музыку для их танца играли на дудочках загорелые козлоногие дети с длинными ушками. То ли потому, что эта музыка слишком нежна для ушей смертных, то ли по другим причинам, Гро ничего не слышал. Над лощиной царила тишина жаркого белого полдня. Горные нимфы и простые духи воды и камней плели лабиринт танца.

Лорд Гро застыл в великом восхищении, говоря себе:

– Откуда в моей затуманенной голове явились такие фантазии? Раньше я видел злых духов; видел фантомы, искусно созданные магией; видел странные сны по ночам. Но до этого часа я считал, что только поэты от безделья могут выдумать, что в лесах, полях, на берегах рек и морей, на вершинах огромных гор до сих пор взорам избранных являются разные нимфы и полубоги. Вот теперь, пытаясь разобраться, почему эта покоренная страна так меня притягивает, я вижу великое чудо.

Он стал думать дальше.

– Если это лишь фантом, он не сможет повредить мне. Если, наоборот, это эфирные существа, они должны меня весело приветствовать и хорошо со мной обойтись, как духи многовершинного Демонланда. Ведь именно к возвращению ему прежней славы и благополучия я стремлюсь, приняв последнее решение.