Змей в Эссексе

Марта встретила Уилла как-то странно, отчего-то старалась не смотреть ему в глаза, и это было так не похоже на ее обычную прямоту, что преподобный сразу же насторожился, еще до того, как распахнул дверь и увидел, как чернобровый коротышка склонился над его дочерью и что-то шепчет ей на ухо. Девочка лежала спокойно, словно оглушенная ударом, запрокинув голову, и безжизненно смотрела в пространство из-под полуопущенных век. На миг Уилл окаменел от изумления и страха, но, заметив, что Кора со Стеллой спокойно наблюдают за этой сценой с дивана, точно соучастницы, впал в такую ярость, какую в нем не удалось разбудить ни Крэкнеллу, ни змею, ни одному из загадочных событий последних месяцев. Он бы не сумел объяснить, о чем именно подумал, глядя на то, что творится в тесно обставленной комнате, где ветер раздувал занавески, лишь помнил, что его вдруг охватило отвращение: его дочь бормотала что-то — кажется, по-латыни? — лежа на этой кушетке, точно рыба на прилавке! Он стремительно пересек комнату, схватил склонившегося над дочерью коротышку за воротник и попытался приподнять со стула. Но если священник был силен, то хирург оказался тяжел; завязалась борьба. Кора было рассмеялась, но тут же испугалась, что Уилл в порыве праведного гнева искалечит ее друга. Она вспомнила, как билась в грязи овца, как надувались жилы на руках Уилла, и решительно вмешалась:

— Мистер Рэнсом, Уилл, это же доктор Гаррет, он пытается нам помочь!

Сонная Джоанна испуганно встрепенулась, скатилась с кушетки на пол, ударилась головой о жесткое сиденье стула и, уставив взгляд в потолок, пробормотала: «Он уже здесь». Потом потерла глаза костяшками пальцев и села. Стелла, которая почти дремала, несмотря на то что из открытого окна тянуло холодом, с удивлением посмотрела на мужа: «Дорогой, только не испачкай Коре ковер!» — и подошла к дочери:

— Как ты себя чувствуешь? Тебе плохо? Голова не болит?

— Оказывается, это так просто. — Джоанна потерла лоб, на котором вспухала шишка, перевела взгляд с доктора на отца, заметила, как те стоят, напружинясь, в противоположных концах комнаты, и удивленно спросила: — А что случилось? Я что-то не то сделала?

— Ты — нет, — ответил Уилл, и, несмотря на то что преподобный сверлил взглядом Люка, Кора прекрасно понимала, на кого тот злится на самом деле. У нее перехватило горло, однако она быстро оправилась, встала между мужчинами и вежливо произнесла:

— Люк, это Уильям Рэнсом, мой друг.

«Мой друг, — подумал Люк. — Что-то я не слышал, чтобы она с такой же гордостью говорила “мой муж” или “мой сын”».

— Уилл, это доктор Люк Гаррет. Пожмите же друг другу руки! Мы хотели помочь Джоанне, а то она после того происшествия в школе сама не своя.

— Помочь? Чем? Что вы тут делали? — допытывался Уилл, не обращая внимания на доктора, который с сардонической усмешкой, как показалось преподобному, протянул ему руку. — Она ударилась, ей больно — посмотрите! Ваше счастье, что она сознание не потеряла!

— Гипноз! — с гордостью пояснила Джоанна. (Она участвовала в эксперименте! Она непременно напишет об этом.)

— Мы ему после расскажем. — Стелла нашаривала пальто. (Как они кричат! Даже голова разболелась.)

— Рад с вами познакомиться, ваше преподобие. — Люк засунул руки в карманы.

Уилл отвернулся от Коры.

— Оденься, Стелла, ты вся дрожишь, — кому только в голову пришло открыть окно? Да, Джо, ты потом мне все расскажешь. До свидания, доктор Гаррет. Может, еще встретимся. — И, словно исчерпав запасы вежливости, Уилл в сопровождении жены и дочери вышел из комнаты, даже не посмотрев на Кору, которая в тот миг была бы рада не то что улыбке, а и суровому взгляду.

— Я участвовала в эксперименте! — раздался за дверью голос Джоанны. — А теперь я хочу есть.

— Душа-человек! — съязвил Люк.

«Вот тебе и толстяк викарий в гамашах, — подумал он. — Он — вылитый фермер, который философствует не по чину, и он вовсе не лысый, а Кора Сиборн в его присутствии — подумать только! — вела себя как пристыженная девчонка».

Марта поднялась с дивана, с которого молча наблюдала всю эту сцену, и, бросив на доктора презрительный взгляд, подошла и встала рядом с подругой.

— А я говорила: не надо уезжать из Лондона, добром это не кончится, — произнесла она.

Кора на миг прижалась щекой к Мартиному плечу и ответила:

— Я тоже хочу есть. И вина.

5

Эдвард Бертон сел на узкой постели и открыл на коленях бумажный пакет. Его гостья, сидевшая в кресле с высокой спинкой под рисунком собора Святого Павла, который сделал сам Эдвард, полила жареный картофель уксусом, и от пряного духа у больного впервые за несколько недель проснулся аппетит. Белокурая коса гостьи была уложена короной, и Эдвард, отламывая кусочек кляра от своей порции рыбы, подумал, что она похожа на ангела — если бы ангел проголодался и измазал подбородок маслом, а рукав зеленым горошком.