Змей в Эссексе

— Я остановился у собора Святого Павла, меня всегда удивляло, как же держится купол, — а вас? На ступеньках сидели черные птицы. Помню, в детстве меня учили, как определять, ворон это или грач: если птица одна — то ворон, если много — то грачи. Вдруг на меня кто-то навалился. По крайней мере, так мне показалось, — показалось, что кто-то споткнулся и упал на меня. «Смотри, куда идешь!» — сказал я, поднял глаза и увидел, что это Сэмюэл Холл. Он даже на меня не взглянул, просто убежал прочь, как будто опаздывал, а я его задержал.

Бертон пошел дальше, однако на него вдруг навалилась чудовищная усталость. Рубашка промокла. Он приложил к ней ладонь и обнаружил кровь. Тут неожиданно наступила ночь, он лег на ступени собора и уснул.

В комнате стоял полумрак, Бертон протянул руку и зажег лампу. В ее мягком свете Марта увидела, что от смущения и стыда Эдвард отвернулся от нее, на его худом скуластом лице горел румянец.

— Вина и расплата тут ни при чем, — сказала Марта. — Мир устроен иначе. Да получи мы все по заслугам… — она осеклась. Ей казалось, что он сделал ей подарок, который легко сломать. Между ними что-то изменилось, и теперь она обязана ответить ему откровенностью на откровенность. — Ведь без этого не прожить, — продолжала она, — я имею в виду, чтобы никого не обидеть. Этого не избежать, разве только от всех спрятаться и никогда ничего не делать и не говорить.

Ей хотелось, со своей стороны, тоже раскрыть ему душу, она попыталась припомнить за собой вину, и на ум ей тут же пришел Спенсер.

— Да получи мы все по заслугам, меня бы тоже не минула кара, — призналась Марта. — И куда худшая, чего уж там, нож в сердце — меньшее из зол. Вы не ведали, что творили, но я-то прекрасно знала и знаю, а все равно делаю!

И она рассказала молчаливому собеседнику о мужчине, который ее любит («Он полагает, что ему удается это скрывать, но это еще никому никогда не удавалось…»), о его робости, о том, как он увлекся добрыми делами, потому что хотел помочь и вдобавок сделать ей приятное.

— Спенсер неприлично богат, просто неприлично, у него такое состояние, что он сам не знает, скольким владеет! Если я позволяю ему себя любить и притворяюсь, будто могу ответить на его чувство, и от этого он сделает что-то хорошее — что ж тут дурного? Неужели разбитое сердце — слишком высокая цена за лучшую жизнь для горожан?

Бертон улыбнулся и поднял руку:

— Отпускаю вам грехи.

— Спасибо, святой отец, — рассмеялась Марта. — Вот что мне всегда нравилось в религии: получил отпущение — и греши себе снова. Что ж, мне пора идти, — она указала на темнеющее небо за окном, — а то опоздаю на поезд.

На прощанье Марта еще раз пожала Бертону руку, а он притянул ее к себе и поцеловал, и она впервые увидела, что когда-то в этих длинных пальцах и вытянутых под одеялом ногах таилась жизненная сила.

— Приходите еще, — попросил Бертон, — и поскорее.

После ухода Марты он долго сидел на ее стуле и планировал общий сад для соседей.

6

В Колчестере накрапывал мелкий дождь, и изморось окутала город, точно белесое облако. Томас Тейлор с Корой Сиборн сидели, накрывшись куском брезента, и ели пирог. Кора приехала в город за книгами, бумагой и деликатесами, каких не найти в Олдуинтере («Хлеб и свежая рыба — это, конечно, хорошо, — заявила Кора, — но во всем Эссексе не сыщешь ни кусочка марципана к чаю»). Прохожие, должно быть, думал Тейлор, немало удивлены, видя его в обществе такой богатой — хотя и неопрятной — дамы. Он рассчитывал, что от этого выручка его увеличится. Да и с Корой им было что обсудить.

— Как поживает Марта? — поинтересовался Тейлор, назвав ее, по своему обыкновению, по имени, несмотря на то что Марта всякий раз, как приезжала в город, распекала его на все корки; впрочем, старик на нее не обижался. — Не прошла еще у нее эта блажь?

Тейлор слизнул крошку с пальца. Из-за тучи робко выглянуло солнце.

— Будь в жизни справедливость, — ответила Кора, — но, как мы с вами знаем, ее нет, Марта заседала бы в парламенте, а у вас был бы собственный дом.

Вообще-то Тейлор обитал в уютной квартирке на нижнем этаже в городском особняке, поскольку пенсия у него была неплохая, а заработки еще лучше, но не стоило разочаровывать собеседницу.

— Если бы мечты были лошадьми, — он со вздохом перевел взгляд на тележку, которая позже доставит его домой, — я бы сколотил состояние на навозе. А как поживают деревенские — я имею в виду, в Олдуинтере? Не заполз к ним ночью змей, не сожрал их, пока они спали?

Тейлор лязгнул зубами, надеясь рассмешить Кору, но та нахмурилась, на лоб набежали морщины.

— Вы не боитесь злых духов? — Она обвела рукой развалины, с которых свисали мокрые обрывки занавесок, а в зеркале над разрушенным камином отражались фрагменты комнат.

— Еще чего, — весело ответил старик. — Я, между прочим, человек верующий, меня всей этой чертовщиной не проймешь.

— И даже ночью вам не бывает страшно?

Ночью Тейлор, объевшись гренок с сыром, обычно лежал под толстым стеганым одеялом, а в соседней комнате храпела его дочь.

— Даже ночью, — подтвердил он. — Нет здесь никого, кроме ласточек.