Змея

– Во всяком случае, ты можешь уйти, – говорит Олвин. – Долг над тобой довлеет, но ты не его пленница в буквальном смысле.

Я поднимаю на нее глаза:

– Ты тут несчастлива?

Я уже поняла, что Рэйвн хочет бежать от гор, здешняя жизнь ее душит, однако Олвин всегда производила на меня впечатление целеустремленной и спокойной. Мне никогда не приходило в голову, что она тоже может хотеть уйти.

– Дело не в счастье, – поспешно отвечает она. – Но одна мысль о том, что я могу никогда не познать красоты других островов, никогда не увидеть всего того, что предлагает большой мир, печалит меня. – Она встает, чтобы забрать у меня пустую тарелку. – Ты разная, Марианна, и на тебе груз многих обязанностей, но одно мне ясно наверняка – ты целительница. Да, людей. Но, возможно, и земель.

Олвин уходит, однако ее слова остаются со мной. Я понимаю, что она имела в виду исцеление вражды между Востоком и Западом, но что, если это нечто большее? Когда Адлер спалил Четвертый остров, волшебство полностью покинуло землю вместе с кровью. И теперь Шесть островов больны. Симптомы были очевидны, я просто не обращала достаточно внимания. Но теперь наконец-то понимаю.

Землю надо исцелить. И волшебство – лекарство.

Если я не найду способа восстановить волшебство, то не только не верну мир. Все гораздо хуже. Если я не верну волшебство, зараза распространится. Острова умрут.

Как и все, кто на них живет.

* * *

Хотя Олвин и считает меня целительницей, Пип лучше не становится. Рана уже гноится, и я понимаю, что, если скоро ничего не изменится, я проиграю битву за ее жизнь. Как-то утром, вернувшись без сил после ночного дежурства, я падаю на стул перед очагом и начинаю стягивать с себя одежду.

– Думаю, мне надо снова спуститься с горы, – говорю я Маме, которая провела всю ночь с Пип.

Рэйвн, готовящая завтрак, поворачивается ко мне с ножом в руке.

– Сдаешься?

Я слишком устала, чтобы реагировать на ее беспощадное недоверие.

– Нет, конечно нет. Я хочу попытаться снова найти костровику. Она вылечила кобылу, вылечит и Пип.

Рэйвн хмурится:

– Ты ведь знаешь, какое это редкое растение. Пока ты будешь ее искать, Пип тебя не дождется.

– Может, поискать смертоносную гадюку? – Мама говорит так тихо, что я едва ее слышу.

– С какой стати? Ты сама предупреждала нас, чтобы мы держались подальше от пещер, в которых они ползают. – Рэйвн бросила готовку и присоединилась к нам.

– Да, они смертельно опасны, их яд способен убить с первого же укуса, но моя мать рассказывала про них и другое. Их яд способен не только губить, но и исцелять. Якобы змея сама решает, убить ей или вылечить. Может, настало время поверить в мифы.

Я вскакиваю на ноги с такой поспешностью, что обе подпрыгивают. Поверить не могу, что была такой дурехой! Алмазная пыль. Она все это время лежала у меня в мешке, и я не вспоминала про нее, пока Мама не упомянула миф о змее. Яд, который может творить добро и зло. Как и пыль.

Ничего не объясняя, бегу за мешком, который валяется без дела под нашей общей с Олвин кроватью. Порывшись в нем, я наконец вытаскиваю мешочек с ингредиентом, который намеревалась отнести Торину.

Колеблюсь лишь мгновение. Если я использую это, чтобы помочь Пип, мне придется придумать что-нибудь еще, чтобы спасти Торина.

Если он вообще до сих пор жив.

Но Торина тут нет, а Пип есть, и это единственное средство, которое я до сих пор не испробовала.

Бегу обратно на кухню и начинаю смешивать ингредиенты для мази.

– Я сделала новый компресс меньше часа назад, – замечает Рэйвн, однако в ее голосе слышится любопытство.

– Не с этим. – Я показываю мешочек. – Я про него совсем забыла, но Мама напомнила. Это пыль из хрустальных пещер там, дома. Считается, что она усиливает эффективность любого лекарства. И действует она в зависимости от твоего намерения. Если я захочу, чтобы она отравила, отравит. А если захочу вылечить…

– Думаешь, поможет? – Голос Рэйвн звучит не слишком уверенно.

– Понятия не имею, но разве у тебя есть другие предложения?

Предложений нет, и потому я сосредотачиваюсь на приготовлении мази. У меня только один шанс. Как только лекарство готово, посыпаю его тончайшей сверкающей пылью и перемешиваю.

Пусть она живет, пусть выздоравливает.

Мольба переливается из моего сердца в лекарство. Остается лишь надеяться, что это поможет и что вычитанное мной в книгах – правда.

Когда все готово, я с величайшей осторожностью несу плошку туда, где лежит Пип, спящая глубоким сном, объятая лихорадкой. Снимаю компресс, недавно наложенный Рэйвн, и накладываю свою мазь, по-прежнему изо всех сил желая лежащей передо мной девочке скорейшего выздоровления.

Я не знаю, чего ожидать, но, похоже, мы все представили некую моментальную реакцию, и, поскольку ничего не происходит, Рэйвн с сомнением поднимает брови.

– И все?

Сдерживаясь, чтобы не брякнуть лишнего, я просто говорю:

– Потерпи.

Но сама чувствую, как подступает паника. Что, если ничего не произойдет?

Время покажет. Пока мы можем только ждать.