Змея Давида (СИ)

Дамблдор нахмурился, и у Снейпа появилось серьезное подозрение, что директор, мягко говоря, догадывается о причинах похищения Дианы Шеппард. Неприятно полоснуло ощущение того, что Дамблдор опять темнит, не раскрывая до конца карт. Хотя, за столько лет пора бы уж привыкнуть, что не на свете такого человека, перед которым Дамблдор был бы до конца открыт. Наверное, поэтому он и стал тем, кем стал – самым могущественным и влиятельным волшебником современности, которого боится сам Темный Лорд.

– Вы ничего не хотите мне сказать? – вопрос против его воли прозвучал излишне требовательно. – Нет, Северус, – мягко ответил Дамблдор. – У меня действительно есть предположения насчет того, что могло понадобиться Волдеморту от Дианы, но я до конца не уверен. Просто прошу тебя – постарайся узнать, где она сейчас находится. И еще – если я прав в своих предположениях, ей ничего серьезного не грозит, убивать ее не будут.

Вернувшись в свой класс, Снейп честно постарался сосредоточиться на проведении оставшихся уроков, но удавалось это с трудом. Уверенность Дамблдора, что без Волдеморта здесь не обошлось, передалась и ему, но вот чего он не мог ни понять, ни принять, так это его спокойствия. Как можно быть уверенным в том, что у Волдеморта ей ничего не грозит! Не будут убивать – так у Упивающихся масса способов сделать существование любого человека настолько невыносимым, что смерть может показаться избавлением. Да и как он должен узнавать, где они ее прячут, эту сорвиголову (он был почему-то уверен, что Беркович попалась исключительно по собственной глупости и склонности к авантюрам)? Не приставать же с расспросами к каждому из приближенных Темного Лорда. Да и заявиться в Малфой-мэнор без приглашения хозяина или вызова Лорда выглядело бы, по меньшей мере, странно.

Беспокойство и раздражение, овладевшие им, вылились в сотню снятых с трех факультетов баллов, и только его любимых слизеринцев в этот день миновала карающая десница стихийной силы, именуемой «профессор Снейп в дурном настроении».

Вынужденное ничегонеделанье и неизвестность постепенно довели Диану до состояния, похожего на полузабытье. Время от времени она погружалась в дремоту, приходя в себя, принималась ходить по камере, выкладывала на полу соломинками, выдернутыми из тюфяка, всякие узоры. К концу вторых суток своего пребывания здесь она настолько отупела, что почти перестала предаваться размышлениям. Мысли ворочались в голове вяло и нехотя. Перед тем как стемнело, ей пришла в голову идея о том, что она слишком давно не практиковалась в «очищении сознания» и, повалившись на свое ложе, старательно принялась «очищать» мозг от остатков мыслей (даром, что мысли и сами потихоньку сошли на нет). «Завтра я начну разговаривать с воображаемым собеседником, а еще через три денька медленно, но верно спячу», – отстраненно подумала она, споласкивая лицо остатками воды в кувшине.

Только она прилегла на матрас, намереваясь снова заснуть и не просыпаться до утра, за дверью раздались уже знакомые шаги, заскрипел засов и в камеру вошел давешний крысообразный человек. Он нес уже знакомый поднос с таким же кувшином и блюдом, накрытым салфеткой. Диана притворилась спящей и осторожно наблюдала за ним сквозь щелочки в веках. Человек опасливо покосился в ее сторону (полумрак в камере не позволял ему разглядеть, что она не спит), поставил на стул свою ношу и, забрав опустевший кувшин и блюдо с несъеденной ею ветчиной, попятился к двери, все также настороженно косясь в ее сторону.

Когда он исчез, Диана приподнялась на матрасе, глядя на захлопнувшуюся дверь. У нее возникло отчетливое ощущение, что человечек побаивается ее, даже несмотря на отсутствие у нее палочки. И одновременно с этим в голове начала зарождаться совершенно безумная мысль. Она даже застонала от досады на то, что эта мысль посетила ее с таким запозданием. Теперь придется ждать еще сутки.

Отчего она проснулась, Диана толком так и не поняла. Она не могла припомнить, что именно ей снилось, но в момент пробуждения она испытывала такой безотчетный ужас и безысходность, которого не испытывала еще никогда, словно рядом находилось не меньше трех дементоров. Она, не мигая, всматривалась в темноту камеры, ожидая увидеть парящую в воздухе скелетообразную фигуру в темном балахоне, но ничего не происходило, даже воздух в темнице оставался все тем же – сырым и холодным, но не ледяным.