Змея Давида (СИ)

Злость, поднявшаяся в нем на этот раз, была настолько сильна, что, будь он одет и в лучшем физическом состоянии, немедленно сгреб бы ее в охапку, тряхнул бы, да выставил за дверь, сопроводив сию карательную акцию самыми уничижительными эпитетами, на какие только был способен. Но он только шепотом ругнулся и, шатаясь, бросился в свою спальню, где стоял шкаф с одеждой.

Взяв все необходимое, он направился в ванную комнату. Взглянул на собственное отражение в зеркале, скривился: как говорится, краше в гроб кладут – лицо не просто бледное, а с прозеленью, круги под глазами не хуже чем у панды, у корней волос запекшаяся кровь, сами волосы немытыми сосульками свисают вдоль небритых щек.

Мучительно хотелось принять душ, но с этим придется обождать хотя бы до вечера – раны еще не полностью затянулись. Снейп все же рискнул вымыть голову, побрился и, давясь от вкуса порошка, который вдруг показался ему мерзким, почистил зубы. В остальном пришлось ограничиться Очищающим заклинанием.

После водных процедур стало получше, но зато теперь в полную силу заговорил пустовавший со вчерашнего дня желудок. Одевшись, он с некоторым удовлетворением оглядел себя в зеркале – вот теперь можно выходить и разбираться с этой нахалкой.

Она уже не спала, напротив – в полной готовности получить нагоняй стояла у кресла. Снейп остановился в паре шагов от нее, сверля девушку уничтожающим взглядом. Она же сунула палочку, которую до этого момента держала в руке, в рукав свитера и, опустив руки вдоль тела, уставилась на него немного сонным взглядом. Снейп заметил на ее щеке красноватый след от подлокотника, как попало прибранные волосы забавным ореолом окружали ее несколько опухшее со сна лицо, но в глазах страха не было ни капли, а наоборот – что-то похожее на вызов. Она глядела на него снизу вверх, выжидательно.

– Что? – не выдержав, спросил Снейп.

Она пожала плечами и ответила:

– Можете убивать, – и слегка вздохнула. Вид у нее сейчас был смиренно-комичный и в то же время какой-то трогательный.

И тут он почувствовал, как вся его злость на нее куда-то испарилась. Но, не желая сдаваться так быстро, он прошипел:

– Непременно, только вы прежде объясните мне, какого тролля вы не убрались из моих комнат, как обещали! Или вы сочли, что мое вчерашнее состояние дало вам индульгенцию на то, чтобы вести себя с подобной бесцеремонностью?

По-прежнему глядя прямо ему в глаза, она пояснила:

– Вообще-то я собиралась, как вы изволили выразиться, убраться, но не смогла взломать закрывающий пароль на входной двери, вы ведь сами ее запирали. А Дымолетного пороха у вас осталось на самом дне банки. Вот и пришлось остаться тут.

Снейп тут же направился к камину и заглянул в банку. Действительно, пороха, можно сказать, там не было совсем.

– Хорошо, – вынужден был согласиться Снейп. – Но это не объясняет, за каким чертом понадобилось меня раздевать! Решили поиздеваться надо мной?! Она опять пожала плечами (как же этот ее жест порой раздражал!): – Ну, если по-вашему, избавить раненого человека от неудобства, вызванного одеждой и обувью, можно расценивать как издевательство, то да: я над вами издевалась. А если серьезно, я подумала, что так будет лучше для вас. Спать в одежде и обуви не слишком удобно. И потом, я же не возмущалась тем, что вы несколько дней лицезрели меня в одном нижнем белье? – Значит, вы мне мстили таким образом? – Конечно! А вы сомневались? – теперь в ее голосе звучала откровенная насмешка. Снейп снова ощутил, как в нем поднимается раздражение. – Беркович, не перегибайте палку! – тихо и угрожающе произнес он, подходя к ней ближе.

Он не заметил, как ее лицо оказалось совсем близко, и он будто впервые увидел то, на чем раньше не заострял внимания: нежную, персикового оттенка кожу, небольшой, красиво очерченный рот, прямые и очень густые ресницы, отчего ее глаза почти всегда казались лишенными блеска, небольшой шрамик под левой бровью. От ее волос исходил едва уловимый запах – смесь вереска и сосновой хвои. Снейп застыл, не в силах оторвать взгляда от этих густо-кофейных глаз, чувствуя, как начинает терять ощущение реальности.

Усилием воли он заставил себя отстраниться и изобразить на лице подобие саркастической усмешки.