Змейка и крылья ночи

– Нет, – сказал он жестко, чтобы оборвать вопрос и пресечь любое продолжение темы, затем сделал долгий глоток.

Я наблюдала за ним пристальнее, чем предполагала.

Райн говорил, что выбрал меня союзником, потому что я ему любопытна. И мне не хотелось признаваться, даже самой себе, что и мне он был любопытен. Мне очень давно не хотелось разузнать о ком-то побольше, пусть даже лишь из-за того, что он такой непонятный.

Он опустил кружку – уже почти пустую, и мы сидели молча, разглядывали посетителей.

Наконец я спросила:

– Зачем ты пошел на Кеджари?

Такой само собой разумеющийся вопрос, но ни один из нас еще не задавал его другому. Как будто, едва мы вошли в Лунный дворец, внешний мир и обстоятельства, которые привели нас сюда, перестали существовать.

– Мне нужно заботиться о многих, а у обращенного ришанина из трущоб не так много возможностей. – Он покачал головой. – Орайя, никогда не давай обещаний у смертного одра. Это всегда обернется против тебя самой.

«Обращенный ришанин из трущоб».

Я так часто думала о страданиях людей в Доме Ночи, что могла легко забыть о вампирах, которые тоже здесь страдают. Я думала, что большинство участвуют в Кеджари ради славы, но, может быть, на самом деле толчком для всех нас послужило отчаяние.

– Семья? – переспросила я.

– В каком-то смысле. И я исчерпал все другие пути. Участие в этом варварском представлении стояло не слишком высоко в списке моих планов на свою жалкую бесконечную жизнь. – Его рот скривился в неровной улыбке. – Меня бы вообще тут не было, если бы Мише не затащила силой.

Его слова меня поразили.

Он усмехнулся и сделал глоток.

– Вы посмотрите на это лицо. Ты думала, это я был – как ты сказала? – дикарь, который обратил Мише, протаскал ее по Обитрам несколько сотен лет, а потом приволок это бедное невинное создание, этого солнечного эльфа через полмира на кровавый турнир Кеджари, так, наверное?

– Да, – немедленно ответила я. – Абсолютно.

– Гадкая девчонка, – покачал он головой. – Нет, это был ее план. И она понимала, что я не позволю ей осуществить его в одиночку.

Непросто было совместить этот факт с образом той Мише, которую я знала. Я попыталась представить себе девушку, которая расставляет по всему жилищу цветы и шумно веселится, когда кто-то издает звук, хотя бы смутно похожий на выпускание газов, – что такая девушка тащит Райна на Кеджари.

За последние несколько недель я часто задавала себе вопрос, зачем здесь эти двое. Они, без сомнения, глубоко любят друг друга – и я уверена, ни один из них не хотел бы причинить другому вреда. Правда, нередко близкие друзья шли на состязание вместе, если их интересы совпадали. Два шанса на победу лучше, чем один.

– Но тогда… почему здесь она? – спросила я.

– Потому что она маленькая интриганка, – проворчал он, словно говоря сам с собой.

– Интриганка?

– Именно. Других таких нет. Пытаешься меня напоить, чтобы задавать каверзные вопросы.

Он глотнул пива и, опустив кружку, метнул в меня настороженный взгляд. С каждой секундой молчания я удивлялась все больше и больше.

– А теперь, – сказал он, – ты ждешь, чтобы я спросил, почему туда пошла ты.

– Есть немного, – призналась я.

Человек на Кеджари? Всякий бы удивился.

– А я не буду спрашивать. Я уже знаю.

– Вот как? – с сомнением спросила я.

– Не стану скрывать, раньше я удивлялся. Думал: «Зачем человеку загонять себя в ситуацию, когда вокруг будут хищники? Можно сказать, на верную гибель». – Он усмехнулся. – Или, точнее: «Зачем было Винсенту загонять ее в такую ситуацию?» Тише, тише, аспид зубастый! – поднял он руки, успокаивая меня, когда я гневно на него зыркнула. – Я все понимаю. Но мне было очень любопытно. Например, почему ты вообще торчишь здесь? Ты взрослая. Ясно, что Винсент не держит тебя под замком в буквальном смысле. Почему ты остаешься в Доме Ночи, вместо того чтобы пересечь Костяное море и уехать к человеческим народам, где ты могла бы жить настоящей жизнью?

«Настоящей жизнью», – сказал он.

Как будто моя жизнь – не настоящая.

На самом деле мне едва ли приходило в голову, что есть такая возможность покинуть Дом Ночи – покинуть Винсента. Только однажды, когда мне было семнадцать лет, я об этом задумывалась. Идею подала Илана. Это было вскоре после того, как… Вскоре после. Те дни слились в одно мутное пятно тоски и боли. Но я отчетливо помню, какой она была в тот день – непривычно серьезной, озабоченной. Она взяла мое лицо в грубые ладони, прижала меня к себе так крепко, что я почувствовала сигарный дым ее дыхания, и посмотрела мне прямо в глаза.

«Любовь моя, тебе вовсе не обязательно так жить, – сказала она. – Я сделала этот выбор, но ты – нет. Ты можешь выбрать другую жизнь, в другом мире, где ты будешь просто обычным человеком».

Я непонимающе смотрела на нее.

Сама эта мысль не укладывалась в голове. Где еще я могу существовать, кроме как в Доме Ночи?

– Я не хочу уезжать, – ответила я Райну.

– Теперь, посмотрев на тебя здесь, я это понимаю. Ты не видишь себя человеком? Поэтому не хочешь поехать жить к ним?

Мне этот тон не понравился.