Змеиная голова

В приемной зале собрались чины полиции для проведения расследования обстоятельств. По версии чиновника Африканова, колесо было снято городовым Пампушко с экипажа извозчика Тимофея Горовцева в качестве вещественного доказательства. Он приставал к пассажирке с гнусными предложениями, а когда та пересела на другого извозчика, догнал и закидал грязью. Был осужден на три месяца.

– А колесо-то здесь при чем? – дослушав изложение дела, спросил пристав.

– Колесо, получается, ни при чем… – согласился Африканов.

Шептульский тем временем протиснулся к Ардову и принялся с воодушевлением докладывать:

– Илья Алексеевич, все разузнал.

Ардов слегка наклонился, чтобы не заставлять филера шептать слишком громко.

– Мать Найденовой была проституткой в публичном доме мадам Сапфировой на Сенной. Прибыла лет двадцать назад из Одессы. Умерла от чахотки вот уже как шесть лет. Дочь по стопам не пошла – поначалу мать не позволяла, а потом, после ее смерти, объявился богатый почитатель – снял ей квартиру, всячески поддерживает.

– Это не от Горовцева колесо, ваше высокоблагородие, – вступил со своей версией Пилипченко, вызвав на себя всеобщее внимание. – Горовцев известная пьянь, у него уж и билет давно отобрали. Это с Малкова переулка принесли.

– Зачем это еще? – сохраняя строгий вид, спросил Евсей Макарович.

– Дык там же в пятом доме притон обнаружили! По азартным играм. В 21-й квартире. Владельцем там писатель Делемент, ему арест денежным штрафом заменили. Уж он тут рыдал в три ручья, едва полы слезами не мыли! И водянка у него, и кровяной застой, и подагра не отпускает…

– Колесо при чем? – рявкнул пристав.

– Дык они колесом этим дверь, шельмы, подпирали.

– Они подпирали понятно зачем! – опять начал закипать Евсей Макарович. – Они от городового таились. А нам-то здесь оно за каким прахом сдалось? От кого ты, Пилипченко, подпираться решил в участке? Каких таких врагов ты здесь ждешь? Мы здесь что же, к осаде, по-твоему, готовимся?

– Найденову увезли в карете Костоглота? – наклонившись к Шептульскому тихо спросил Ардов о главном.

– Совершенно верно, – с удивлением подтвердил филер: провидческие способности молодого сыщика не переставали его поражать. – Но похищением я бы это не назвал, отъезд был похож скорее на побег.

– Вы проследили, куда ее отвезли?

– Виноват… – жалко улыбнулся Кузьма Гурьевич и принялся сгибать ноги таким образом, как будто срочно захотел в уборную.

– Что ж вы… – не удержался Илья Алексеевич от осуждения.

– Извозчик оказался кулемой[55], – хотел было оправдаться филер, но сам же и бросил попытку за бесполезностью, – что уж тут объяснять.

Выразив вздохом сожаление, он аккуратно протиснулся за спинами и отправился в прозекторскую.

– Вспомнил! – воскликнул Свинцов. – Знаю я это колесо!

Троекрутов с готовностью развернулся к околоточному надзирателю.

– Третьего дня это было, на Гороховой. Лошадь извозчика Трылина свалила георгиевского кавалера Кучумова. Тот хлопнулся под пролетку, и ему этим вот колесом вот так вот по колено напрочь ногу и отхватило. Помню, у меня прям воздух внутри пропал, не мог толком в свисток дунуть. Хотел я беднягу в больницу снарядить, да только не понадобилось.

– Умер? – предположил пристав.

– Никак нет, ваше высокоблагородие. Нога приставная оказалась. Сама без ущерба отвалилась. Протез! Настоящую этот Кучумов в Маньчжурии оставил. Так он к нам в участок на одной и прискакал – у него из-за этого колеса застежки сломались. Господин старший помощник три рубля штрафа назначили.

– Кому?

– Трылину.

Пристав обернулся к фон Штайндлеру, тот с полной готовностью подтвердил факт назначения штрафа.

– Ну вот видите, – помолчав, сказал Евсей Макарович и, вполне удовлетворённый, отправился к себе в кабинет, поскрипывая в тишине сапогами.

Чины полиции с облегчением начали расходиться по местам, одобрительно похлопывая по плечу Свинцова, сумевшего этим невероятным повествованием умерить мятежный дух господина майора. Ардов преподнес Облаухову обещанную книжку Бантинга «Письмо о тучности», которую две ночи искал у себя дома, и проследовал в прозекторскую.

Заходя, сыщик столкнулся в дверях с Шептульским, который заталкивал за жакет моток веревки.

– Зачем вам веревка? – удивился Ардов.

– Это в некотором смысле реликвия… – пробормотал Кузьма Гурьевич, загадочно посмотрел куда-то вверх и прошмыгнул к выходу.

– Для амулетов, – не отрываясь от окуляра микроскопа пояснил Жарков, когда Илья Алексеевич поинтересовался, для чего он снабдил филера веревкой, на которой повесился коллежский асессор Остроцкий. – Помните брантовский рубль? Веревка удавленника – из этого же разряда. Верное средство сорвать банк! Не слыхали? Любой картежник это подтвердит.

– Разве Кузьма Гурьевич картежник?

– Никак нет, держится.

– Зачем же ему этот амулет?

– Наделять страждущих.

Выяснилось, что после каждого висельника, попавшего в третий участок Спасской части, Шептульский выменивает у Жаркова веревку, которую режет и продает картежникам по двадцать рублей за кусок, а то и дороже.