Зоя Евгеньевна махнула рукой с зажатой в ней расческой.
– А-а!.. Я тебе, Лиза, признаюсь: если бы не женская солидарность, никогда бы не брала на работу женщин с маленькими детьми. Вот что толку с этой Жанны? Канючила всю дорогу: «ребенка из садика надо забирать, ребенка забирать…». В конце концов я плюнула и отпустила ее. Ну и в результате сама по этим химреактивным складам… Пока все нашла, счета оформила, пока доехала по пробкам, да с пересадками, да с сумищей этой!.. Ты не представляешь, Лиза, какие сегодня в городе пробки… Устала, как ослица… по жаре по этой… во рту все пересохло…
Она убрала косметичку, еще раз придирчиво оглядела себя в зеркале и сказала сама себе:
– Все, домой, домой… Кофейку только глотну, а то ноги не идут. И повернулась к Лизе: – Будешь кофе?
– Буду, – обрадовалась Лиза.
Она хотела было сварить кофе, но Зоя Евгеньевна отодвинула ее, сказав, что у нее это получится лучше. И правда, Зоя все умела делать с блеском.
Присев к столу, подперев руками щеки, Лиза смотрела, как Зоя Евгеньевна насыпает в колбу кофе, наливает воду, ставит на плиту. Было немного неловко, что уставшая и, по ее понятиям, немолодая женщина варит для нее кофе, а она сидит как барыня…
– Вот интересно, – задумчиво проговорила она, – почему двое людей делают одно и то же, а результат получается разный?
Зоя Евгеньевна насмешливо глянула на нее.
– Причем иногда диаметрально противоположный, а? Интересная тема для исследования, Лиза. Займись на досуге…
Она выставила на стол сахарницу, вазочку с печеньем, свою и Лизину кружки. Сняв с плиты колбу, в которой уже пышно пузырилась кофейная пена, она стала разливать кофе по кружкам.
– Смотри-ка, Лиза, – вдруг сказала она, – что на улице творится.
Лиза повернулась к окну. Ничего особенного на улице она не увидела. Она вообще не увидела улицы. В глянцево-черном оконном стекле отражалась ярко освещенная комната и стол с кофейными кружками, и она сама, и Зоя Евгеньевна. И в этой отраженной комнате она внезапно увидела то, от чего у нее похолодело сердце…
Зоя Евгеньевна что-то лила в ее кружку из крошечного пузырька.
«Не оборачивайся!» – сказал ей внутренний голос. Но было поздно. Подчиняясь первому импульсу, она уже начала движение и не смогла остановиться. Она повернулась и со страхом и недоумением взглянула Зое Евгеньевне прямо в глаза.
И в этот момент она поняла все.
13
Иван Уткин сидел в машине напротив дома Петракова и непрерывно курил. Пепельница давно была забита, и теперь он складывал окурки в кулек, который скрутил из старой газеты, валявшейся на заднем сиденье.
На улице было темно, и почти везде в окнах домов горел свет, но петраковские окна были темны. Смутный силуэт врага маячил на балконе, там время от времени вспыхивал огонек зажигалки. Петраков тоже курил.
Так они и курили друг напротив друга, и Иван не знал, что ему делать и что думать.
Визит к Галке Лившиц ничего не прояснил. Он просидел у нее столько же, сколько Петраков – минут двадцать и понял, что никакой новой информации не получит.
Галка металась по крохотной общежитской комнатенке, нервно ломала пальцы, натыкалась на мебель и время от времени порывалась накормить Ивана своим коронным блюдом – томатным супом со специями. Но Иван за сегодняшний день так прокурил свой организм, что ни о какой еде и думать не мог.
Об Ольге Галка ничего не знала.
Еще в марте Галка, профессиональная переводчица, уехала по контракту «на севера», то есть на север области, на нефтепромыслы, где работали иностранные специалисты и рабочие, и где английский, которым свободно владела Галка, был языком международного общения.
Ольга не писала ей и не звонила, но Галка не беспокоилась, она была уверена, что у Ольги все хорошо, просто ей не до подруг.
Вернувшись «с северов», Галка буквально сразу же получила телеграмму от отца – заболела мама. Пришлось срочно лететь в районный городок Васино, где жили родители.
Окончательно Галка вернулась только вчера и как раз сегодня собиралась заскочить к Ольге, потрепаться, попить чайку… Но тут неожиданно позвонил Ольгин муж, сказал, что хочет зайти, поговорить… И оказалось, что Ольга давно сбежала от мужа… С любовником! Это было так невероятно. Павел спрашивал, не знает ли Галина, к кому и куда Ольга могла бы уехать.
– Вань, ну как так вдруг? – растерянно твердила Галка. – Я ничего не пойму. К кому она могла убежать? Никого у нее не было, кроме Павла. Уж я-то знала бы… Ну хоть ты мне объясни…
– Я думал, она у матери, – угрюмо буркнул Иван. – Ушла от него, да и все. А про любовника он сам выдумал.
– А вот и нет ее у матери. Павел от ее матери письмо вчера получил, он мне показывал. Она не знает ничего, мать-то! Она думает, что они с Павлом по-прежнему живут как голубки. Вот что это такое? Где она, Вань? Даже матери ничего не сообщила… Павел так беспокоится!
Иван не стал делиться с Галкой своими подозрениями. Он посидел еще немного, еще пару раз отказался от томатного супа и откланялся, пообещав позвонить, как только что-нибудь узнает. И вот теперь сидел в машине у петраковского дома и смотрел на его балкон.