Он привозит оленя мяснику в Бруктауне. Неподалеку с лагерем Благословенной церкви Белой Америки, но связи никакой. И без торгов, и сравнительно дешево: берут только шестьдесят баксов, включая производство колбасы. И это стоит шестидесяти баксов; в прошлом году Джессап сам занимался оленем, тяжкая работа. Ни в какое сравнение с дополнительной сменой-другой в кинотеатре. И все же он считает в уме. До того как вчера вечером он снял деньги в банкомате, в кошельке лежало двадцать пять баксов, снял шестьдесят, значит, там восемьдесят пять наличкой, снова похудеет до двадцати пяти, когда приедет за мясом. Семьдесят шесть долларов в банке, в сорок встанет замена лампочки и фонаря, если брать в магазине запчастей. На этой неделе будет получка в кинотеатре, но это немного, раз он работал всего восемь-десять часов в неделю, и б
Когда он уходит от мясника, уже переваливает за десять. Решает по пути домой заскочить на свалку, посмотреть, не получится ли отремонтироваться по дешевке. Почти сразу срывает джекпот: точная копия его пикапа. Тот же год, та же модель, впереди все искорежено (он гадает, не увидит ли кровь от аварии, если заглянет в кабину), но кузов целехонек. Снимает фару и даже находит нетронутую лампочку; за все про все меньше трех долларов. Везет. Он расплачивается и заводит пикап, когда жужжит телефон. Думает, что Диан, но это мама.
Обычно она к нему не цепляется. Он чувствует, как из живота поднимается головокружительное чувство вины, бремя его тайного действа, но тут же от этого отмахивается. Она никак не может знать. Джессап решает, что, раз Дэвид Джон дома, ей хочется чем-то заняться всей семьей. И он согласен. Почему нет? В кинотеатр не надо до двух, и, хоть поработать наперед никогда не помешает, с домашкой у него все в порядке. К одиннадцати он вымоется и переоденется, посидит с Джюэл, мамой и Дэвидом Джоном, пока не будет пора на работу, – счастливая семья, в мире все хорошо.
Только когда он сворачивает на подъездн
Кровь на его руках
Перед машиной стоят два копа в форме, один черный, другой белый, и разговаривают с Дэвидом Джоном. Черный оборачивается и смотрит на Джессапа, подзывает жестом, так что Джессап подъезжает и останавливается, чуть ли не касаясь трейлера капотом. Выходит, внезапно осознавая, как ужасно он выглядит. Комбинезон заляпан грязью и кровью. От куртки несет смертью оленя.
К нему оборачиваются оба копа, но смотрит Джессап на Дэвида Джона, видит, как тот быстро и незаметно качает головой.
– Это тебя я останавливал вчера ночью? – говорит белый коп.
Тот же мужик. Хокинс.
– Да, сэр.
– Последний, кого я остановил вчера перед концом смены, первый сегодня утром. Два раза за двенадцать часов – это перебор.
– Будет побольше двенадцати, – говорит Джессап.
Хокинс не улыбается.
– Не умничай. У тебя проблемы. И я вроде думал, ты первым делом с утра починишь фару.
– Да, сэр. – Он машет рукой. – В кабине новый фонарь и лампочка. Хотел починить прямо сейчас.
Черный коп держит ладонь на рукоятке пистолета.
– Ты охотился? – Джессап кивает. – Ружье в пикапе? – Опять кивает.
– Да, сэр. В чехле. Разряженное. На замке. За сиденьями.
– При себе есть что-то еще?
Джессапу кажется, что он под водой. Все движется так медленно. Хокинса от напарника отделяют десять-пятнадцать футов. Черный старше, он здесь явно главный. На рукоятке лежит только ладонь, но Джессапа это нервирует.
– В чем дело? – спрашивает он.
– Отвечай на вопрос, – говорит коп. – При себе есть что-то еще?
– Есть охотничий нож в кармане куртки. На мультитуле в комбинезоне тоже есть лезвие.
– Давай-ка ты все это достанешь и положишь на переднее сиденье, и тогда поговорим, ладно?
Джессап подчиняется. Не торопится. Не хочет показаться нервным, плюс это дает пару секунд подумать, прокрутить все в голове.