– Не знаю, что еще сказать. Такие уж мы. Это не моя церковь, но да, это церковь моей семьи, моего отчима, а он теперь дома. И если честно, я рад его видеть. Прости, но это так. И я пойму, если это значит… я не хочу расставаться, но, наверное, пойму, если… – Джессап не может на нее смотреть. – То, что он дома, ничего не меняет, только не между нами, но во многом это меняет все. Я хочу быть вместе. В смысле, ты такая классная, Диан. Но я не могу отвернуться от семьи. Я не хожу в церковь, но мама водит туда сестру. Это все еще церковь отчима. Я не хожу в эту церковь, но неважно, как бы ты мне ни нравилась (а иногда ты мне нравишься просто до боли, даже словами не сказать, сколько я о тебе думаю), я всегда буду в этой семье, и, нравится или нет, они всегда будут в этой церкви. Не знаю, что с этим поделать, – говорит он. И добавляет: – Все сложно.
Потому что не знает, что еще сказать.
Ответы
Минуту она молчит. Он не может на нее смотреть. Боится того, о чем она думает, поэтому чувствует облегчение, когда она заговаривает, – не просто из-за слов, а из-за окончания молчания.
– Джессап.
– Да?
– Спасибо, что рассказал. Это важно.
– Ладно.
– Ты мне нравишься, Джессап.
– Ты мне тоже.
– Нет, – говорит Диан. Снова закусывает губу, но уже не так, как когда они занимались любовью. – В смысле,
Он осознаёт, что теперь плачет она. Слезы у глаз отражают свет от приборки и радио. Он снимает слезу большим пальцем.
– Диан…
– Что, хочешь, чтобы я это сказала первой?
Но этого не говорит никто, так что он притягивает ее и целует несколько минут, и потом они опять занимаются любовью (Джессап догадывается, что способен на это так скоро потому, что ему семнадцать), и потом Диан просит отвезти ее домой. Говорят они мало, только пара слов о том, что увидятся на работе, о планах пойти гулять с друзьями Диан, но неловкости нет. Она держит его ладонь обеими руками, и когда они доезжают до церкви на Перл-стрит, целуются еще несколько минут. Когда она открывает дверь, ему нужны все силы, чтобы не схватить ее, не остановить и не сказать, что он ее любит.
Сон праведников
Домой он добирается уже ближе к двум ночи. Легко прикрывает дверь пикапа, но ничего не может поделать с тем, как трейлер проседает под его весом. Чистит зубы, идет в туалет, раздевается догола и залезает под одеяло. Думает, что его будут мучить звук, баночный хруст тела Корсона у кузова пикапа, все, что сегодня произошло, но только голова коснулась подушки, как срабатывает будильник на телефоне – 06:30.
Он не знает, что о нем говорит такой чистый сон. И все же… Стоит открыть глаза, как он чувствует ношу, которая не давила еще вчера: он жив, а Корсон – нет.
Трейлер неподвижен, хотя Джессап воображает, что чувствует перемену в атмосфере из-за возвращения Дэвида Джона. Изо всех сил старается ходить потише и исчезает за дверью к 06:45. До рассвета еще час, слишком темно, чтобы осмотреть кузов пикапа и проверить, какую отметину оставило тело Корсона. По крайней мере, так он себе говорит.
Он точно знает, куда направляется (разведал несколько месяцев назад, почти все прошлые выходные провел на одном месте), и паркуется там уже к семи, через пять минут сидит на складном кресле спиной к дереву, с винтовкой «Рюгер» со скользящим затвором на коленях. Комбинезон «Кархарт» поверх подштанников, ботинки «Тимберленд», камуфляжная куртка и оранжевая шерстяная шапка. Он ест банан и батончик «Сникерс», запивает водой, готовится к ожиданию. Если бы его пускали на частные угодья, где можно построить л
Ночью падал снег, и лес кажется свежим, утреннее солнце поблескивает, где может пробиться через полог веток, на льду от раннего света – поле сияния. Впрочем, становится теплее, и Джессап в неподвижности слышит кап
Пожнешь
Обычно он ощущает здесь покой, но этим утром снова и снова слышит одно и то же: стук тела Корсона о корпус пикапа. Чувствует соприкосновение.
Это кощунство, но он наконец достает телефон, вставляет наушники, включает альбом Nebraska Спрингстина. Музыка тихая, но ее хватает, чтобы заглушить воспоминания. Пишет Диан: