Змеиное гнездо. Безумный маг

Зигфрид почувствовал разбуженную Магистром магию. Ощущение было непривычным и скорее неприятным. Как будто голову охватывает щекочущий тонкий обруч и давит на виски. Странно, почему раньше он не чувствовал ничего подобного, когда Феликс творил заклинания? Советник Чичек права, и магия в человеке с неиспользованным даром может засыпать со временем?

Безумные глаза снова оказались совсем близко.

– Вспомните день похорон вашей матери, герцог. Вашей любимой матушки. Вы были уже достаточно большим мальчиком и должны были хорошо запомнить это событие.

Зигфрид смотрел в дикие глаза безумца, судя по всему, начинающего творить свое заклинание, и отчаянно пытался вспомнить все, что он знал о магии.

Магистр хотел добиться от Зигфрида нужных ему воспоминаний о прошлом. Творимое сейчас магом заклинание похоже на одно из запрещенных Кодексом Магнума, магический допрос. Феликс говорил, что под магическим допросом нельзя солгать, потому что маг обращается к глубинам памяти, обнажая душу допрашиваемого. По словам советника Чичек, вся ментальная магия очень сложна в исполнении. Магистр Дитер заканчивал Шестую Башню и руководил ей же, а значит, не может быть серьезным специалистом в этой области. После заклинания магического допроса обычные люди сходят с ума. Говорят, их душа блуждает вдали от тела. И Зигфрид, кажется, знает, где именно. И он не обычный человек, в нем течет королевская кровь, и он маг, так что Магистра Дитера ждет сюрприз. Надо только понять, как открыть дверь и стать проводником. Ведь, похоже, что сам Магистр представляет это очень поверхностно.

– Вспомни, вспомни день похорон твоей матери, – звучало в ушах назойливой музыкой. – И не сопротивляйся. Один подопытный уже пытался противиться мне, и теперь от нее осталась одна оболочка. Если не будешь слушаться, будешь страдать. Вспоминай.

В голове возник нарастающий шум, перед закрытыми глазами пронеслись лица и предметы из далекого прошлого – молодое лицо отца, детское брата, тяжелые бронзовые двери семейного склепа, и Зигфрид понял, что заклинание начинает действовать. Он глубоко вздохнул и резко расслабился. Не сопротивляться… Как скажете, неуважаемый Магистр. Прежде чем погрузиться в глубокий сон, Зигфрид услышал громкий, полный отчаянной ярости, крик.

Сильный ветер играл покрывалом на головном уборе женщины. Вот она подняла руку, чтобы поправить волосы, но ветер резко поменял направление, и ее лицо закрыли светлые пряди. У нее было красивое лицо, но грустное, как и у всех, кто стоял рядом с ней. Отец коснулся его плеча и тихо прошептал на ухо: «Стань рядом с Конрадом, сынок, мамины родственники хотят с ней попрощаться». Он послушно попятился назад, и брат взял его за руку. К гробу, где лежала неподвижная мама, стали по очереди подходить люди: двое высоких мужчин, постарше и помоложе, с яркими, как у мамы и Конрада, волосами, худая женщина с измученным лицом и сурово сжатыми губами, ведущая за руку девочку лет семи-восьми. Красивая женщина в развивающемся покрывале и темноволосый мужчина с родинкой над губой остались стоять в стороне. Девочка отошла от матери и заговорила о чем-то с Конрадом. Зигфрид не слушал ее, он смотрел на отца и двух рыжеволосых мужчин. Девочка засмеялась, и появившаяся рядом суровая мать отдернула ее: «Нюлефер, как не стыдно. В такой день». Девочка опустила голову и покорно взяла ее за руку. «Какое горе, ребенок тоже не выжил, – раздался шепот где-то рядом. – Говорят, она долго мучилась, бедняжка. Детки совсем маленькие, без матери остались». Зигфрид повернулся, чтобы посмотреть на говорившего, но высоко в небе закричала чайка… Почему? Ведь чайки там не было. Он точно помнил, что чайки не было. Как он мог помнить то, что еще не произошло?

Голова закружилась, Зигфрид поднял руку, которую больше не держал его брат и осознал, что мать умерла много лет назад. Он вздрогнул, понял, что лежит на чем-то твердом, с усилием встал на ноги и увидел вокруг густую траву и высокие деревья. Сумрачный лес. У него получилось. Зигфрид оттолкнул цепляющегося за его ноги Магистра Дитера, окруженного оранжево-белым сиянием, и пожелал уйти. Он сделал шаг, другой и оказался на берегу моря. Белый песок лениво омывали волны, а в вышине кричали беспокойные чайки.

Улицы Суриды. Дворец эмира, Сурида.

– Честное слово, ага, ничего не слышал, – в который раз виновато развел руками оружейник. – Мы с женой крепко спали. А этот юноша… Лекарь сказал, он болен и слишком слаб. Я не понимаю, как он мог уйти.

– Получается, не так уж и слаб, – ответил Хенрик. – Спустился вниз и вылез в окно.

Он обернулся и вопросительно взглянул на закутанную в покрывала Гюльбахар, стоящую позади него, но она покачала головой. Пора было уходить. Незачем привлекать лишнее внимание и давать повод для городских сплетен.

– Мне жаль, ага, – опустил голову хозяин дома. – Этот человек был важен?

– Теперь только один Бог знает, – безразлично пожал плечами Хенрик. – Забудьте. Нам пора.

– Доброй ночи, ага, – поклонился оружейник и проводил гостей до ворот.