– Не скажу, что компетентен в этих вопросах, – хмыкнул Феликс. – Однако и он, и басэмиран Озан за последнее время сумели удивить даже меня. Сестра тебе рассказывала, как они поиграли в разбойников с тусарским принцем?
Ильза замялась. Кьяра мало говорила о своем шахе, вероятно, из-за того, что пока не сильно прониклась к Ильзе родственными чувствами. Однако они обе присутствовали на том памятном собрании в Башне.
– Только то, что он сам рассказал на заседании, – верно истолковал ее молчание Феликс. – Тогда не буду сплетничать, извини. – И он принялся за новое блюдо.
Мог бы и удовлетворить интерес своей подопечной. Неудобно же прямо спрашивать у Кьяры, какую глупость совершил ее любимый Кадир. Ильза вздохнула, встала из-за стола и решила подышать свежим воздухом. На выходе из зала она обернулась и только сейчас заметила, что Кьяры и суридского шаха нет на месте. Тоже вышли прогуляться? Ильза заторопилась и чуть не налетела на человека, заходившего в зал.
– Осторожнее, ваше высочество. – Хенрик, приемный отец Фредерики, поддержал ее за руку.
– Да какое я высочество? – отмахнулась Ильза. – Вот, сестру потеряла.
Серые глаза пристально смотрели на нее.
– Простите, просто ваше лицо… – Хенрик на мгновение отвернулся, а потом снова взглянул на нее и чуть улыбнулся. – Ваша сестра и Кадир хан эфенди разговаривали с магом из Третьей Башни, а потом куда-то пошли. Я думаю, они решили побыть наедине.
– Она могла бы предупредить меня, – буркнула Ильза.
– Вероятно, оставила вам записку, – пожал широкими плечами Хенрик.
Но, скорее всего, нет. В конце концов, они знакомы несколько дней, и еще рано рассчитывать на родственные чувства. Хорошо, что Дитер уже не опасен, иначе бы пришлось волноваться за эту чересчур романтичную пару.
Ильза раздумала гулять, вернулась на свое место и последовала примеру Феликса, который успел опустошить ближайшие к нему блюда.
Вилайет Гайретэ, Сурида
Песок был удивительно мелким, белым и мягким, как бархат. Над маленьким пляжем вздымались отвесные скалы, над которыми кружила пара гигантских буревестников. Советник Толга перенес их на этот тихий пляж. Он же позаботился о большом ковре, расстеленном прямо на песке, и фруктах, и напитках, расставленных на низком столике. После чего поклонился и без лишних слов удалился, пряча улыбку в уголках губ.
– Как здесь хорошо. Как будто весь мир остановился. – Кьяра прикрыла глаза и сделала глубокий вдох. – Как ты уговорил советника Толгу найти для нас настолько красивое место?
– Его брат служил в личной страже моего отца, – ответил Кадир, ни на секунду не отрывая взгляда от ее лица. – Ему не трудно выполнить мою небольшую просьбу.
– Жаль только, что день такой печальный. – Кьяра ссутулилась.
– Ты расстроилась на похоронах, – сказал Кадир, протягивая руку и убирая с ее лица выбившуюся прядь.
– Я вспомнила королеву… мою мать. У нее было такое же бледное лицо. Подумать только – меня заставили играть роль Вильгельмины, не подозревая, кто я на самом деле. – Кьяра покачала головой. – Два родных человека ушли из моей жизни прежде, чем я успела узнать их. И самое ужасное – я не чувствую сильной печали.
Это была правда. Смерть Зигмунда и предполагаемая гибель Конрада в свое время ударили по Кьяре гораздо сильнее.
– Ты действительно слишком мало знала их. Твое горе не может быть глубоким, – сказал Кадир. – Не обвиняй себя.
– А ты? – неожиданно спохватилась Кьяра, вспомнив, что Кадир в Башню прибыл с еще одних похорон у себя в Суриде.
– Мне было жаль эмира, и особенно кузину Джайлан, и я очень огорчен смертью Фике, – ответил он, отводя взгляд от ее лица и всматриваясь в морскую даль, где тонуло ярко-розовым шаром закатное солнце. – Но похороны отца были сущим кошмаром. Я был очень эмоциональным ребенком.
– Тебе удалось что-нибудь узнать о той ужасной истории, рассказанной советником Али? – осторожно спросила Кьяра, желая увести разговор от похоронной темы.
Кадир повернулся к ней и, чуть улыбнувшись, взял со столика бокалы, наполнил их из открытой бутылки, передал один Кьяре и ответил:
– Конечно. И в чем-то мои мысли оказались верны. Только давай сегодня не говорить об этом. – Он приподнял бокал, салютуя. – Я привел тебя сюда не для того, чтобы грустить.
Кьяра последовала его примеру, пригубив великолепное белое вино, судя по вкусу и аромату, из редких велийских. Кадир осторожно поставил свой бокал на столик, достал из-за широкого пояса небольшую длинную коробочку, украшенную затейливой росписью, и протянул ее Кьяре.
– Что это? – спросила она, впрочем, догадываясь об ответе, и увидела великолепный браслет из белого золота, на котором загадочно мерцали многочисленные изумруды. – О, – только и смогла произнести Кьяра, доставая подарок.
Кадир мягко забрал браслет из ее руки, надел ей на запястье и, наклонившись, поцеловал тонкую кожу.
– Я прошу тебя стать моей женой, – сказал Кадир, поднимая на нее глаза, блеснувшие в свете заходящего солнца не хуже изумрудов на браслете.