Змеиные боги

– Это? Я собираю цветы для бабушки Софьи, взамен она обещала провести нашу группу к моровой избе. Не хотелось бы блуждать как тогда, на болотах.

– Ерунда, – в голосе Щека послышалась снисходительность, – она приведет вас к пустой, туда все деревенские спокойно малышню водят. Память истории. Выходи сегодня после полуночи из дома, я покажу нужную дорожку. Там вы найдете куда больше интересного, обещаю. Ты изучаешь что-то конкретное?

– Я подумаю над твоим предложением… О, это покажется тебе скучным или смешным. Я выбрала полоза. – Взгляд Щека рывком вернулся к ней, с губ сорвался гортанный мягкий смешок. И от этого удивленного внимания Кате стало неловко. Сейчас высмеет ее выбор, назовет наивно-романтизированным, как это совсем недавно сделала Гаврилова. – Ну, знаешь, легенда о Великом полозе, зме́е, охраняющем злата Уральских гор. Мне нравится, как деревенские передают его справедливость, о нем говорят со страхом, но уважительно.

Смоль попыталась убедить саму себя в том, что к этому мифу ее тянули не тоскливые песни невест, идущих на погибель. Так ли оно было? Она не могла сказать точно. Его вопрос сбил с толка:

– Несмотря на то что он монстр?

– Не смейся, он мне кажется не монстром, скорее местным природным богом. Змей не причиняет вреда просто так, только если заслуживают. С невестами, конечно, двояко выходит, но хочется верить, что для них подразумевается не самый печальный конец.

Мужчина медленно непонимающе сморгнул, рассеянно сорвал близрастущий цветок и задумчиво повертел в пальцах, продолжая гипнотизировать Катю заинтересованным взглядом.

– Это тот, где умирают от тоски по дому?

– Ну, это ведь лучше, чем версия о том, что он убивает девушек только из-за того, что они не могут дать потомства. – Смоль возмущенно фыркнула, голос дрожал.

– А может, он уничтожает их ради собственного удовольствия? Черпает в них свою волшебную силу?

Катя открыла рот, готовая оспорить такое жестокое предположение. Но, не найдя должного аргумента, так же молча сомкнула губы, неуверенно пожимая плечами.

Разве это было бы не разумно, не объясняло бы долгую жизнь коварного змея, требующего каждый год новую невесту? Ей хотелось облагородить, сделать эту легенду чистой, справедливой. Вдохнуть в нее то, чего так недоставало современному миру, – безупречности. Хотелось, чтобы змей был не коварным, а отзывчивым к тому, что его окружает. Чтобы вероломных, алчных до золота людей, ступающих по головам, карала справедливая уверенная рука. Чтобы открытым душой, искренним и добрым сыпалась благодарность самоцветной рудой. Чтобы девушки проживали тот год счастливо, а смерть их была невозмутимой и легкой. Но написать работу Смоль должна была, опираясь на домыслы других. Тех, кому легенда не казалась красивой сказкой, тех, кто считал, что живет в этом по сей день.

Мысль, что где-то в лесах и болотах скользило огромное чешуйчатое тело, что каждую весну распускались и шевелились огромные кольца, пророча очередную гибель для девушки, по-настоящему пугала. Если бы существовал такой мир, наполненный неизвестными богами и монстрами – человечество не осилило бы, оно бы не выжило.

Сказки тянули ее. И в то же время ужасали.

– Ну, наверняка мы сказать не можем. В каждом этносе он будет разным, единого мнения ни по одному вымышленному существу не услышать. Погоди-ка. Я сижу здесь с тобой, болтаю, а как ты здесь вообще оказался? Если ты из Жабок, то путь довольно далекий и не особо полезный. – Смоль подозрительно нахмурила брови, не водил ли ее за нос местный мужчина, которому скучно? Но морщинка на лбу тут же разгладилась, осознание пришло сразу за вопросом. – Ты за своим свитером? Не злись, я потеряла его.

– Я не за ним пришел. – Она уловила в его словах двойное дно. Его длинные пальцы не спеша выполняли работу, которую заставила проделать ее Софья. Щек задумчиво вертел лениво собранный букет в руках, чуть клонил голову вниз, вдыхая мягкий, ненавязчивый аромат, а затем хитро стрелял в нее взглядом над фиолетовыми цветками. – Скажем так, решил сменить на время место проживания. Здесь мне есть где ютиться. Может, наведаешься в гости?

Хитрый прищур стал хищным, рука мужчины потянулась к ее волосам, достала и показала Кате еловую иголку как оправдание. Дыхание предательски замерло. Сердце запнулось, ускорило свое биение и уже галопировало где-то в глотке. Мышка перед громадным удавом. Щек потянулся вперед медленно, позволяя ей отпрянуть или передумать.

Но этот выбор казался Кате лишь видимостью – тело застыло, осталась лишь пульсация сердца на кончике языка и сладкое предвкушение, свернувшее в узел внутренности. Веки опустились, когда его губы мягко коснулись ее. Едва ощутимо замерли, обжигая своим теплом, в легкие ворвалась осень, танцующие на ветру листья и капли дождя. Катя несмело приоткрыла губы навстречу и услышала его довольный выдох, сминающий остатки самообладания, как рука сминает тонкую бумагу.