Змеиные боги

– Спасибо, Катенька, спасибо. Мы тихо пойдем, никто нас даже не услышит. Они же, как вампиры, все только по ночам шастают. Да? Кому мы там будем нужны…

Смоль обреченно кивнула и продолжила кивать, даже когда полные губы оставили размазанный след от губной помады на скуле и когда Надя, неловко пошатнувшись, вскочила, бегом исчезая за порогом комнаты. Протяжно застонал Бестужев.

– Ты сошла с ума? Если этот нас не пугает, то идти в лес равносильно самоубийству. Ты смертница, Кать?

Жестокие слова были правдивы, она это знала. Ни Саша, ни Катя не были дураками, так почему сейчас ее поступки стали необдуманными и легкомысленными? Смоль лихорадочно соображала, пыталась найти себе оправдание, не звучащее идиотским благородством.

– А ты будешь ждать, когда сюда за ней явятся? И дальше что, Саш, преспокойно выдадим невесту Полозу или, может, сразу сунем ее в бочаг к кикиморе? Кто сюда придет раньше, тому и Надя? Я иду. – Она заставила себя подняться, прожигая взглядом молчащих мальчишек. Повысила голос: – Надя, иди к бане, я пойду за обувью.

Коленкой Катя мягко подвинула Щека, вскарабкалась на печь, забрала одежду на смену пропитанной потом и сукровицей пижаме. И помчалась к двери, надеясь, что ей хватит сил пережить эту дорогу, что им действительно повезет. Ничего, они быстро справятся, все будет отлично.

Бестужев остался на лавке. Молча провожал ее удаляющуюся спину взглядом и понимал, что по-другому не сможет. Не будь у скамьи лениво потирающего ладони Щека, он дал бы волю эмоциям – опрокинул стул, ударил по столу и взвыл бы от абсурдности всего происходящего. Жалкие остатки гордости давили желания. Наступали на глотку, заставляя шумно выдохнуть, массируя виски указательными и средними пальцами. Прикрыть глаза, сосчитав до десяти и поднимаясь с места.

Ничего, они пройдут через это вместе, а по дороге он сумеет поговорить со Смоль, признаться во всем и понять, куда им нужно будет двигаться. Двоим. Потому что без Кати смысл жизни был неясным, неопределенным. Потому что, когда мысли возвращались к ней и наскоком мчались по кругу, он сходил с ума.

Разум хладнокровно и методично раскладывал мысли по полочкам, Бестужев решал, как им быть дальше. А руки на автомате заворачивали широкий кухонный нож в пожелтевшую от времени газету, укладывали в рюкзак плотно закрученную бутылку воды. Когда сзади раздалось слабое шевеление и широкие шаги, сердце пропустило удар.

– Куда-то торопишься? – Беспокойство лизнуло загривок, но Саша заставил звучать свой голос отстраненно. Даже голову на шум удаляющихся шагов не повернул, пока все внутри покрывалось коркой ледяного колкого инея. Он уже знал ответ.

– За Катей. Прогуляюсь по лесу, не оставлять же их одних.

В висках что-то громко щелкнуло, навылет прострелило болью. Саша прикрыл глаза, понимающе кивая. И с этим движением идеально отстроенный план начал разваливаться – по кирпичику крошиться и падать к ногам. Ему не просто нужно было поговорить со Смоль, в последние дни это начало напоминать манию. Щеку не место в этом разговоре, он не должен идти с ней рука об руку.

– Окей, значит, идем все вместе. Подожди меня, мне осталось немного. Достань пока из подвала консервы, они в дальнем углу на широком столе, ты сразу их заметишь.

Шаги замерли у двери, Щек медлил. Пальцы сжимали дверную ручку, но не открывали, одна бровь недоуменно изогнулась.

– Зачем тебе консервы? Дорога не такая далекая, в лесу задерживаться не стоит.

– Есть можно на ходу, вчера Катя потеряла много сил, а с самого утра Гаврилова гонит ее в дорогу. Ей не нужна ни еда, ни вода? – Нейтральный вопрос повис в воздухе, деревенский молча размышлял. Сверлил ореховыми глазами его спину, Саша чувствовал это физически, будто взгляд Щека был осязаем. Методично и неприятно вкручивал болт между лопаток, громко хрустя мясом и нервами позвоночника.

– Хорошо.

Шаги изменили направление. Не нужно было оборачиваться, чтобы понять – лязгнул засов на крышке люка, заскрипела открывающаяся дверца. А у Бестужева нервы скакали и вязались в узлы, дрожали пальцы. Он заставил себя досчитать до пяти – этого времени достаточно, чтобы Щек спустился поглубже. Застегнул молнию рюкзака, закинул его на плечи.

…четыре, пять.

Он не верил в то, на что стал способен в последнее время. Крышка люка с грохотом ударилась о пол, засов вошел в паз легко, как по маслу. С той стороны тишина. Бестужев нервно облизнул губы, вытер о джинсы вмиг вспотевшие пальцы и убедил себя, что не сделал ничего плохого. Шипящий голос Щека заставил дернуться всем телом. Попятиться. Он не звучал приглушенно, как голоса Кати и Славы в тот день, когда они обнаружили подвал и болтали внизу о закатках. Нет. Он пробирался через щели, стелился по полу и карабкался вверх по ногам, забирался до самых перепонок. Тихий, но такой отчетливый. Будто странный деревенский парень шептал ему на ухо.

– Досадно. Я поддался на глупую детскую уловку. Люк ты открывать не планируешь?

К лицу начал прикипать озлобленный оскал, Саша молчал.