– Открой люк, побудь хоть немного разумным. Ты обречешь всех на смерть, без меня вам не выбраться живыми. Глупые, не знающие банальных правил безопасности, вы не выйдете из леса никогда, стоит только наткнуться на лешего. Рассказать, какие ужасы вы можете повстречать на своем пути? Открой люк.
Убеждение не пробрало, охватила злоба, в голове одна картинка сменила другую: вот самоуверенный парень опрокидывает Смоль на лопатки на цветущем лугу, вот она уже сверху. Что было между ними в ту ночь, когда она выскользнула из дома? Если Щек позволил себе подобное на вторую их встречу, как далеко зашли его проклятые руки тогда? Одни ли руки?
– Молись, чтобы я был снисходителен и открыл засов сегодня. Я уведу их в дом старосты, а сам перенесу вещи. Посмотрим, сколько дружков у тебя в этой деревне и как скоро они тебя найдут. С голода не сдохнешь, горе можешь утопить в самогонке. До новых встреч, Щек.
Он не верил собственному голосу – упавший и хриплый, вместо победных нот в нем скрипел страх. Сознание пыталось что-то втолковать, но Саша был слеп. Слышал разочарованный мягкий смех, а на руках приподнимались волоски от ужаса. Смех Щека обещал мучения, так поддавались веселью социопаты, опасные и непредсказуемые. И Бестужев трусливо сбежал – ускорил шаг, чтобы не передумать. Надежно прикрыл за собой дверь, направляясь к бане.
Девочки уже не просто собрались, они отправились в путь. Смоль впереди, семенящая на подгибающихся ногах Гаврилова сзади. Они почти дошли до первых деревьев, обозначающих границу леса. Саша побежал. Дорожка сама бросалась под ноги, только успевай их переставлять. Даже не запыхался. Обернувшиеся на шум девчонки остановились, решили подождать.
– Изменил свое решение? – Смоль по-птичьи склонила голову вбок, но в глазах заплясали искры радости. Она окинула беглым взглядом дорожку к дому и деревянный сруб, а затем вернулась к его глазам. И на какое-то мгновение Бестужеву показалось, что он уловил в ее глазах разочарование. Он кривовато улыбнулся.
– Ты ведь пошла, куда я без тебя.
Катя растерянно кивнула, неловко заправила за ухо прядь волос и развернулась, чтобы продолжить путь. Надя молчала, пробежалась напряженным взглядом по его профилю и заняла место за их спинами. Ничего, ему уже давно было плевать, кто что услышит и как это расценит. Саша поравнялся с Катей. Прочистил горло, не зная, как подступиться к тому, что лежало на душе. Как облечь мысли в слова?
– Не надо, давай просто пойдем в тишине?
Оказывается, все это время Смоль шла, глядя на него. Натянутая, словно струна, напряженная. Руки мяли край расстегнутой куртки, губы поджаты, а в глазах такая мука, что ему почти стало стыдно за все происходящее. Но по-другому он не умел.
«Господи, Смоль, этот крест слишком тяжел для меня, просто позволь мне выговориться. Позволь оказаться рядом».
– Все, что я делал в последние дни, все мои поступки… – Он сглотнул вязкую слюну, продолжая: – Ты должна понимать, что я не со зла, Катя. Я по-другому уже не могу, ты стала слишком дорога мне.
– Лучшая подруга, о которой ты обещал заботиться, помню. – Она разочарованно отвернула от него лицо, смахивая с прохода между кустарниками низко висящую паутину с жирным крестовиком в центре. Та прилипла к руке, и девушка резко ею потрясла. Стоило ребятам углубиться в лес, и их голоса перешли на шепот. – Но мне не нужна такая забота, Саша. Я хочу строить свою жизнь без чужой помощи и чтобы ты уважал мой выбор так же, как я уважала твой.
– Нет.
Она возмущенно втянула в себя воздух, разочарованно цокнула языком, рывком возвращая к нему взгляд. Короткие волосы хлестнули по щекам, и Бестужев едва сдержал порыв заправить их обратно ей за уши. Сейчас Катя бы ему не позволила. Вместо этого Саша продолжил, останавливая ее возмущение просительно вытянутой рукой.
– В последние дни я понял, что отношусь к тебе не как к подруге, совсем нет. В тот момент на поляне я думал, что сойду с ума. Этот Щек и ты… Я думал… – Он запнулся, с шумом втянул воздух через стиснутые зубы и затравленно обернулся. Как из себя признание выдавить? Сегодня он решил, что Смоль о привороте ничего не узнает. Не нужно объяснять причину перемен, не нужно ей знать, что чувства эти навязанные и насквозь прогнившие, что одержимость доводила его до безумия, в котором Бестужев чуял лишь ее запах. Ему не сочувствие и понимание, не жалость нужны были – она. Целиком и полностью. Открытая для него, покорная, горячая и мягкая. Если бы Саша мог привязать к себе ее душу, он бы привязал.
– Ты говоришь, что…
– Влюблен. И я знаю, что ты мои чувства разделяешь. Так будь со мной, Катя, давай забудем о разногласиях, об ошибках и обо всем, что наговорили друг другу в последнюю неделю. Давай просто посмотрим, что из этого может выйти?
Ее взгляд начал метаться, и что-то болезненно екнуло. Сколько он способен перенести ударов от этой никчемной судьбы? Что ему предстояло пережить?