– Забудь о нем, это лишь временное увлечение, я уверен. Вспомни, сколько нас связывает, Катя. Он останется здесь, а ты уедешь. Он уже сделал свой выбор, посмотри. – Резким движением руки он указал им за спину, от этого движения шарахнулась плетущаяся позади Гаврилова, но Смоль молчала. – Ты видишь его где-то? Он сказал, что эта дорога для самоубийц, и если ты на нее ступила, то этот выбор только твой. Щек пошел следом? Так насколько ты ему дорога на самом деле? Возможно, это неприятно слышать, но деревенскому парнишке захотелось экзотики. Так, на пару раз. О какой великой любви может идти речь? Он хоть что-то сказал о любви?
Саша давил и давил, продолжал жечь ее словами, несмотря на то что голова ее опускалась, съеживались расправленные плечи. Катя слушала жестокие речи и молчала, принимая за чистую монету. Дрожали губы, затравленный взгляд путался в длинной траве, ласкающей ноги. Бестужев почти готов был поклясться, что скоро с длинных черных ресниц начнут срываться соленые капли слез.
– Я забуду, клянусь. Просто скажи, что чувствуешь ко мне хоть что-нибудь, и мы отложим этот разговор до других времен. Мне просто нужно знать, что у моей надежды есть право на существование. – Он смягчил ноты, добавил заискивающие, наблюдая за тем, как Катя кусала губы. Указательный палец поглаживал сжатую в кулачок руку и, о боги, она разжалась.
Расслабилась под этим касанием, пусть и подрагивала мелко-мелко. Ничего, если у нее зародились какие-то чувства к деревенскому ублюдку, он их вытравит. Выжжет и выдернет гнилые корни, забудет все произошедшее здесь. Там, в городе, они защитят свои работы, и жизнь пойдет своим чередом. Совместная.
– Я… – Бестужев едва уловил ее шепот, пальцы ободряюще сжались на ее руке. – Я запуталась, Саша, это словно какое-то наваждение. Столько лет ты держал меня рядом, не отвергая и не подпуская к себе, а теперь… Моя надежда умерла, понимаешь? Было так больно, что это всю меня исчерпало. Я запуталась в том, что сейчас чувствую. К тебе, к нему, мне просто нужно время.
– Я дам тебе время, что угодно, сколько угодно. Просто скажи, что шанс есть. – Бестужев заставил ее остановиться, замер напротив, заправляя ее волосы за ухо, погладил скулу, опускаясь к губам.
Она задрожала. Поспешно сглотнула и попыталась отвести взгляд в сторону. Бестужев не позволил, мягким нажимом приподнял подбородок и наклонился. Раз, хотя бы один раз… Смоль не противилась. Горячие и сухие губы коснулись ее, мягких и податливых. И за эту секунду Саша готов был продать свою душу дьяволу. Он бы весь мир сжег, если бы этот момент можно было растянуть, продолжить.
Но стоящая за спиной Гаврилова тихо кашлянула, этот неожиданный звук заставил Катю испуганно отпрянуть.
– Я все понимаю, вы тут свою жизнь налаживаете. Но вам не кажется, что обстановка немножко неподходящая? – Нервным кивком она указала на бок моровой избы, выглядывающей из-за деревьев.
Внутри все сжалось в клубок, но Саша согласно кивнул.
Дверь в косой сруб была широко распахнута, чернота проема отталкивала. Здесь, на поляне, на которой даже птицы не пели, происходящее показалось ему по-настоящему жутким. Они шли в дом мертвых, чтобы вернуть скелету невесты кольцо от жестокого суженого.
– Входим, ты возвращаешь кольцо, и быстро выходим.
Девчонки молча кивнули, соглашаясь с нехитрым планом. Он подтянулся на руках, помог девушкам забраться на высокий порог и первым шагнул в дверной проем.
Зашуршала крыльями птица, метнувшаяся мимо него к свету неба, задела перьями щеку. Бестужев трусливо шарахнулся, матерясь в стиснутые зубы и судорожно выжимая воздух из легких. Всего лишь любопытная вертишейка, ищущая место для спокойного отдыха.
Замигал луч фонарика, и Саша ударил его об раскрытую ладонь – должно быть, начинала садиться батарейка. Сзади озадаченно засопели девчонки, это заставило Бестужева снисходительно усмехнуться. Они так торопились, чтобы не струсить, что единственным подготовленным оказался он. Случись что плохое, и Смоль пришлось бы отбиваться кроссовками, за которыми она так торопилась в баню.
Увиденное быстро стерло усмешку с лица, горло сжало спазмом. Кто-то был здесь после них. Или что-то.
Два стола, занятые молчаливыми стражами невесты, были пусты. Частично. Картина давила на грудь и крутила кишки в муторном спазме: голова одного скелета свисала со стола, не придерживаемая ничем нижняя челюсть неестественно широко распахнулась, пустые глазницы смотрели на гостей. У второго недоставало бедренных костей. Все, что оставалось от ног, просто смело со стола, разбросало хаотично по избе.
Он смолчал. Промолчала и Катя, лишь Гаврилова не сдержала затравленного всхлипа, клещом впиваясь в его локоть ногтями. Саша сдержал порыв выдернуть руку, осторожно двинулся следом. Луч фонаря выхватывал дробленые остатки белоснежных костей, дрожал, пока они подходили к последнему столу у противоположной стены. Сейчас изба казалась непростительно большой, каждый шаг давался с трудом, в напряжении сводило мышцы.