Мотерос толпились небольшими группами у костров, усеявших все просторное поле стоянки. Некоторые из них даже сидели, хотя гудрон был еще слишком холоден. Полуголые механики тоже были здесь - они шмыгали туда и сюда, не обращая ни на кого внимания, таскали воду и деготь в кожаных бурдюках, заправляли машины горючим. Некоторые из них готовили; некоторые - поддерживали костры, швыряя в них клочья старых афиш и обломки деревянной мебели. Отовсюду пахло маисом, какао и диковинными южными пряностями. Из каждого второго мотоциклета орало радио, настроенное в унисон на одну общую радиостанцию.
Замечая верховную жрицу, ацтеки расступались и строились в ряд. Механики, напротив, быстро склоняли бритые головы и кидались дальше по своим делам. Те водители, что еще не успели заглушить мотор, торопливо спешивались и тоже становились в две шеренги.
У центрального костра в компании нескольких увальней красовался Ревущий Буйвол. Заметив Игуану, он обернулся, поставил чашу с какао на гудрон и убрался с дороги. Позади него на коленях стоял Пако. На шее мексиканца красовался строгий ошейник, мешавший ему сидеть ровно и вертеть головой. По скуле торговца сбегал узор из нескольких мелких ран. Его растертые запястья были связаны кожаным ремнем, но в остальном Пако был невредим. Рядом с ним расположилась высокая машина-клетка на трех колесах.
Слингер подался назад, но ему на плечо легла твердая рука Игуаны.
- Убей его, - сказала жрица. Что-то холодное ткнулось Пеплу в ладонь.
Он запоздало понял, что кобура пуста. Бессмертная Игуана совала ему в руку его собственный револьвер. В барабан Кочерги был заряжен один-единственный патрон -остальные исчезли. Стрелок покосился на жрицу.
- Зачем? - спросил он.
Мексиканец смотрел на него, тяжело дыша. Сквозь прутья клетки за спиной Пако пробивались лучи восходящего солнца. У горизонта розовой стеной клубилась дорожная пыль.
- Не задавай вопросов, - сказала Игуана. - Убей его.
Всё новые и новые мотоциклеты стекались к мотелю одной широкой лавиной. Пепел стоял над торговцем, сжимая в руке револьвер, а машины прибывали и прибывали, одна за другой, по три, по четыре, - не меньше двух сотен, а может статься, и трех.
>>>
(1х07) Равновесие нарушается
>>>
С высоты орлиного полета мотель напоминал три бурых кирпича, едва различимых в поблекшем к осени, но всё еще зеленом океане прерии. Ржавый полумесяц, остов большого колеса обозрения, простирался вверх пускай не на милю, но на сотню-другую футов как минимум. Стоянка лежала у его подножия как серое лоскутное пончо. Костры ацтеков раскинулись по ней неровным веером, и муравьи-мотоциклеты сновали туда и сюда, прибывая и отбывая. И всё равно с такой вышины, из самой верхней гондолы полуразрушенного ярмарочного колеса, звук моторов был едва слышен. Вся копоть, музыка и запах жженого какао остались далеко внизу. Воздушная тюрьма имела свои недостатки: карабкаться сюда было неприятно, и поначалу слингера мутило от непрерывного колыхания, но спустя полдня он перестал замечать его. Небесный покой был абсолютным, и к вечеру Пепел даже слегка начал жалеть, что по смерти никто не возьмет его в рай.
И куда, черт возьми, подевался индеец?
Стрелок осторожно выглянул наружу. Неподалеку от трех кирпичей мотеля угадывались очертания городка Фонтейн - там полуобвалившеяся каменная ратуша, здесь шпиль колокольни, терявшийся в траве словно длинная белая кость. На месте бывшей ярмарки до сих пор уцелела прогалина, истоптанная и много раз перепаханная колесными машинами. А вот гоночный котлован можно было узнать лишь по кустам терновника, густо заселившего эту просторную низину. Крыло мотеля, где остановилась Игуана, разыскать было нетрудно - его крыша терялась в зарослях одичавшего фикуса. Бессмертная Игуана не показывалась на пороге мотеля ни разу, а значит, скрывалась где-то там, укрывшись в своем гнезде между корней.
День выдался ясным и теплым, но к вечеру степные дали заволокло синюшной дымкой, не предвещавшей в плане погоды ничего хорошего. И вот уже низкое солнце тлело сквозь эту синюшность, похожее на блеклый лиловый фонарь. Оно почти коснулось горизонта - а индейца всё не было.
- Не пришел? - спросил торговец, приподняв заспанное лицо.
- Нет, - сказал Пепел.
- Мадре, - Пако со стуком уронил башку обратно, зевнул и прибавил: - Буэно. Разбуди, когда явится.