На выходе из сарая торговец размахнулся и зашвырнул кролика в соседний овраг, густо поросший ветвистым черным кустарником.
- Койоты в нору затащат, - сказал он. - Пускай она туда за ним лезет.
- Кто за кем? - спросил Пепел.
- Девка твоя, ведьма, сестра его.
Стрелок пожал плечами. "Так в любом случае безопаснее, - подумал он. - Тем более, когда индеец рядом".
[ФОН] /// Gone to Jericho /// PECULIAR PRETZELMEN
Горы почти не двигались. Их лесистые голубые предгорья всё так же маячили низко над горизонтом, и голубели так же, как час, и два, и три назад. Скалистые горы упорно не желали подпускать троих путников ближе, и степь вокруг оставалась в точности такой же, как была весь день.
Заметно изменялась только труба. Пока они шли вперед, одолевая милю терновника за милей акации, это медное чудище неторопливо показалось из-под земли, поднялось выше и выше, и теперь извивалось над головой, опираясь на замшелые просмоленные опоры. Из его брюха, поросшего черной патиной, здесь и там сочилась вода, и путники дважды смогли устроить привал так, чтобы заодно напиться.
Равнина вокруг была сплошь затянута кустарниками самых дрянных и колючих пород. Стрелку и торговцу приходилось то и дело петлять, чтобы не лезть в колючки и паутину по шею, а Буйвол, напротив, выбирал для себя самый неудобный маршрут, и его голые плечи вскоре исполосовались кровоточащими царапинами вдоль и крест-накрест.
- Что это за художество? - спросил Пепел во время очередного привала, кивнув на этот кровавый узор.
- Мучается за грехи, - предположил мексиканец. - В рай попасть хочет, грешная душа.
- Я прошу удачи у богов, - сказал Буйвол. - Чтобы мне хорошо везло. Вчера мне не очень хорошо везло, и позавчера, и сегодня.
Слингер и Пако не нашлись, что ответить, и добрую милю трое путников одолели среди полного, немного давящего безмолвия, думая каждый о своем. Потом индеец снова заговорил, шагая сквозь колючки:
- Моя мать была принцессой из Мехико. Мой отец лучший гонщик в мире, - сказал он. - Я достойный, почтенный воин.
Его голос был спокоен и размерен.
- Я был подносимым, но меня спасла сестра. А ее воины толстые, ленивые и мне завидуют. Я найду Иисуса Христа и сожгу его, найду его слуг и сожгу их, потом явлюсь к Великому Змею и скажу ему, что...
- Погоди, чико! Стой, - Торговец впервые за долгое время подал голос. - Ты что сказал? Так ты мехикано, получается?
Он преградил Буйволу путь и раскинул объятья.
- Земляки с тобой, значит?
- Моя мать жила в Теночтитлане, - сказал Ревущий Буйвол, пытаясь обойти его. - Она происходила из древнего испанического брака конкистадоров с женщинами Трех племен.
Пако ухмыльнулся, опять преграждая Буйволу путь.
- И моя, чико, - сказал он. - И моя тоже.
>>>
- Я даже не знаю твой язык. Я не видел Теночтитлана... Мехико. Что нужно мне сделать, чтобы стать мехикано? - спросил Буйвол.
Они с Пако теперь болтали от привала к привалу, весьма утомляя этим слингера. Стрелок понятия не имел, зачем индейцу становиться каким-то мехикано. И к чему торговцу понадобилось вербовать индейца в земляки. Одно можно было знать точно: Пако опять затевал очередную мерзость. Стрелок поэтому предпочитал наблюдал за ними двумя с безопасного расстояния и в разговоры не встревал.
Отчего ему становилось в дороге скучно.
- Объясни мне ваши обычаи, - просил теперь индеец.
- Обычаи хорошие, - отвечал мексиканец. Он говорил, воздев палец к небесам, и вид имел самый значительный. - Раз! Семья, фамилья для моего народа - это святое. Это храм. Это не как у слингера - никого, ни жены, ни детей, ни гроша в кармане.
- Пристрелил бы тебя - был бы сейчас женат, - сказал Пепел себе под нос.
Пако не услышал его, да и не слушал.
- Два! - сказал он. - Старость уважать - это храм. Это святое.
Торговец потряс согнутым пальцем у ацтека под носом.
- Это ты хорошо запомни. Кто старше - тому ты верный слуга и помощник.
- Но ты старше, - сказал Буйвол, оглядывая высившегося перед ним Пако. - Это значит, я тебе слуга и помощник.
- Молодец, чико. Хорошо соображаешь.
Мексиканец осторожно пихнул Буйвола в изодранное плечо. Пепел ухмыльнулся и принялся раскуривать сигару.
- Я с вами просто потому, что по дороге, - сообщил он сквозь окурок. Потом добавил: - А так, я иду в Лас-Вегас.
- Три! - продолжал торговец. - Ты меня называй "дон тио Рамирес", это значит "родной дядя". А я тебя буду называть... "дон Пендехо". Это значит "родной племянник".
- Хорошо, тио Рамирес.
- Дон тио Рамирес.
- Дон тио Рамирес, - поправился Буйвол. - Ты научи меня еще обычаям.
- Не сразу, дон Пендехо. Сначала ты отдай дяде... - Мексиканец потянулся было за дьявольским оружием, но Ревущий Буйвол отвел солнечное ружье в сторону, потом еще дальше, потом вскочил на ноги и удалился в колючки, увлекая ружье за собой.
- Нельзя, дон тио Рамирес, - сказал он. - Это святой инструмент. Это табу. Это нельзя.
Пако напрягся, но потом обмяк.
- Как скажешь, дон Пендехо. Путо каврон.