Что-то внутри у Трэвиса треснуло, и звуку него в голове был такой, словно порвалась тысяча страниц. Он взвыл как раненое животное и бросился на отца со спины. Удар был серьезный. Если бы это произошло на футбольном матче и отец не был бы мишенью, тогда он мог бы гордиться Трэвисом. Но вместо этого отец носом вперед завалился на приставной журнальный столик и сшиб лампу, которая грохнулась на пол и разбилась. Книга выпала у отца из рук. Трэвис прыгнул на нее и накрыл своим телом.
Отец поднялся на ноги и встал над ним.
– Я тебе что, какой-нибудь латиноамерикашка, сын гастарбайтера? Да я тебе сейчас задницу надеру! – Он ударил Трэвиса по затылку, дал ему по ушам. Попытался отнять книгу, но Трэвис полностью закрыл ее собой. Тогда отец расстегнул свой ремень и выдернул его так резко, что порвалась одна из поясных петель. Замахнулся и хлестнул Трэвиса по спине ремнем, потом еще раз.
И еще.
И еще.
И еще.
И еще.
Ремень со свистом рассекал воздух и щелкал Трэвиса по спине. «
– Клинт! Ты делаешь ему больно! Прекрати!
Она попыталась поймать ремень в воздухе. Отец схватил ее за обе руки и толкнул, сильно. Она упала, с глухим стуком ударившись головой о пол, и осталась лежать, тихо плача и держась за голову.
Но ей – пусть и ненадолго – удалось отвлечь отца, и Трэвис успел вскочить на ноги. Отец повернулся, увидел, что Трэвис стоит, и снова замахнулся на него ремнем. Трэвис перехватил его свободной рукой и вырвал у отца. Пару секунд он стоял, возвышаясь над отцом: в одной руке ремень, в другой – книга. Слезы и пот струились по его щекам. Он смотрел на отца, а тот – сердито, задыхаясь – на него.
Трэвис раскрыл рот, решив говорить как можно отважнее, чистым и ясным голосом. Так, как Рэйнар Нортбрук обращался к своим людям перед битвой. Но боль была слишком острой. Сердце колотилось слишком яростно. Голос обрывался, слова застревали в горле, он дрожал и запинался.
– Я б-больше… не боюсь… тебя. Ты н-никогда… не заставишь меня… ненавидеть себя так… как ты ненавидишь меня.
Трэвис помог матери подняться. Отец с багровым лицом смотрел на них, сжав кулаки и шумно дыша носом. Он все еще был готов к драке. На его челюсти ходили желваки.
Трэвис швырнул ремень в угол комнаты, пристально посмотрел отцу в глаза и наставил на него палец. Его рука дрожала, как и его голос.
– Еще раз притронешься ко мне, я сломаю тебе руку. Еще раз притронешься к моей маме, и я тебя, черт возьми, убью.
Отец в свою очередь показал пальцем на Трэвиса. Его рука тоже дрожала.
– Убирайся к черту из моего дома, – тихо сказал он.
Трэвис поцеловал свою рыдающую мать, взял дубинку и ушел.
25
Дилл
Дилл был на седьмом небе. Отдав ему компьютер, Лидия оставила на нем всю свою музыку. Для него это была своего рода тайная близость с ней. По вечерам он лежал в кровати с ноутбуком на груди и наушниками в ушах, исследовал и познавал, плавая в океане Лидии.
Дилл поставил музыку на паузу и прислушался. Ничего. Он продолжил слушать песню.
Он снова поставил трек на паузу и поднялся.
Дилл выглянул в окно и, увидев лицо Трэвиса, подпрыгнул от неожиданности.
– Чувак, я чуть штаны не обмочил, – прошептал Дилл, открыв окно и впустив в комнату холодный воздух. У Трэвиса было такое лицо, словно он плакал. – Ты в порядке?
– Не сказал бы. Сможешь выбраться и прокатиться со мной?
– Да, сейчас. – Дилл надел куртку и ботинки и начал вылезать через окно.
– Постой. У тебя есть аспирин или что-нибудь такое? – Всем своим видом Трэвис говорил, что объяснит все позже.
– Секунду. – Дилл на цыпочках прокрался в кухню и достал стремительно пустеющий пузырек с ибупрофеном. Вернувшись в свою комнату, протянул Трэвису три таблетки. Трэвис положил их в рот и проглотил.
Дилл вылез через окно и закрыл его за собой, оставив небольшую щель, чтобы по возвращении можно было подцепить оконную раму пальцами. Они с Трэвисом, держась в тени, прокрались к его пикапу, припаркованному за углом. Сели. В салоне было еще тепло. Трэвис шевелился очень осторожно, каждое движение явно давалось ему с болью. Когда его спина коснулась спинки сиденья, он резко вдохнул. Потом, взяв себя в руки, завел машину. Дилл решил, что не станет задавать вопросы, а дождется, пока Трэвис сам заговорит.
– Поедем, посмотрим на поезда, – предложил Трэвис.
Они ехали в парк Бертрам в полной тишине. Трэвис припарковался как можно ближе к железнодорожным путям и не стал глушить мотор, оставив обогреватель включенным.
Сдвинув назад бейсболку, он потер лоб.
– Короче, я сказал отцу, что убью его, может быть.
Дилл, округлив глаза, посмотрел на Трэвиса.
– Что-что ты сделал?