Змеиный культ

Поднявшись на третий этаж, они оказались на широкой, заполненной людьми площади. Прекрасной торжественной площади. Массивные гранитные колонны удерживают высокий сводчатый потолок. Огромные знамёна колышутся, подхваченные лёгкими потоками ветра. Из динамиков играет приятная, убаюкивающая и успокаивающая музыка. Площадь напоминала улочку с множеством павильонов, в которых расположились магазинчики, трактиры, аптеки, мастерские, пекарни, столовые. Всюду снуют люди. Гражданские. Мужчины и женщины, дети и старики. Красивые яркие одежды жителей цитадели, вызывали у гвардейцев некоторую зависть. Да, святые воины «Небесного Щита» так же как и все остальные мечтали о нормальной жизни. Они тоже хотели гулять по широким улочкам цитадели, хотели есть мороженое в одной из здешних кафешек, хотели ходить на свидания с местными красотками. Но вместо этого им приходилось прозябать в богом забытой деревне, в подчинении какого-нибудь кардинала-самодура. Да, жизнь в Иерихоне хороша далеко не для всех. Фердинанд резким движением вытер пот со лба и огляделся. Патрульных на площади очень мало. Все они стоят небольшими группами по три человека на приличном расстоянии друг от друга. По левую руку располагались те самые балконы, о которых говорил Карл. Эти балконы выходили внутрь главного зала крепости. Огромного, невероятно широкого зала, размерами напоминающего городскую площадь.

Подойдя к красивому изысканному парапету, выполненному из мрамора, Караэль почувствовал очередную волну ностальгии. Да, в его голове всплывали воспоминания о парадах, проводимых в этом зале. Воспоминания о единстве «Небесного Щита» и его верности высшим целям. Это было так давно, но воспоминания свежи и настолько яркие, будто это было вчера.

Фердинанд скинул с плеча «отпеватель», поставил его к стене и, упёршись руками в парапет, принялся напряжённо разглядывать площадь, выискивая ненавистного паладина.

Дурманящий запах благовоний, что тлели в золотых вазах каждого из балконов, вызывал лёгкую тошноту и головокружение. Странно, даже зловонные канализационные тоннели так не действовали на гвардейцев, как эти благовония. Карлос морщился, а Ганс старался реже дышать, это было понятно потому, насколько редкими стали посвистывания его кривого носа.

— А вот и она! Дружище, всё как я тебе и говорил! — радостно произнёс Карл, указывая кривым пальцем куда-то вдаль расположенного внизу зала.

— Кто? Жрица? Жрица Рик? — насторожился лейтенант, потянувшись за винтовкой.

— Да нет же. Статуя, возведённая в честь Караэля. Вон там, в той стороне, — шевеля своей большой бородой, пояснил Карл.

Проследив направление, которое указывал кривой палец бродяги, Караэль увидел то, что заставило его прослезиться. Монументальная величественная фигура древнего воина, увековеченная в лучших сортах мрамора, с укоризной осуждением взирала на суетящихся внизу людей. Её украшали малахитовые и янтарные вставки, а в руке скульптура сжимала золотой меч, указывающий путь к победе. Да, меч был точной копией того самого клинка, что таился в ножнах великого ангела в те далёкие времена. Надпись, выштампованная на золотом лезвии величественного гладиуса гласила: «Dies Irae». А надпись на гранитном постаменте сообщала: «Лорд Караэль. Первый консул 17-го гарнизона. Великий воитель и праведный созидатель, остановивший ценой своей жизни армию Азазеля. Самопожертвование — его дар для всех ныне живущих. Тот, кто забудет, тот плюнет в лицо Создателю. Ибо память об этом деянии достойна вечности».

Вытирая катящиеся по щекам слёзы, Караэль невольно вспомнил миг своей смерти. Вспомнил, как «конвертер душ» пронзил его грудную клетку. Вспомнил сочащиеся ненавистью слова своего брата Азазеля. Вспомнил боль, разрывающую его тело. И, конечно же, страх, обуявший его в то мгновение, когда он услышал свист летящих артиллерийских снарядов. Этот свист был вестником неминуемой гибели, аннигиляции, тотального истребления всего живого в зоне поражения. Да, снаряды «искупителей» разрывались повсюду, заживо хороня десятки и даже сотни солдат, вступивших в ближний бой с одержимыми. Разорванные в клочья обугленные остатки тел, разлетались в кровавом фейерверке из мяса и костей. Единственное, что радовало Караэля в тот момент, это паника в глазах падшего брата. Азазель не хотел умирать. А что касательно Персивальда, отдавшего приказ открыть огонь по своим же позициям, то Караэль его уже простил.

— Ничего себе! А раньше ты был повнушительнее, чем сейчас, — многозначительно качая головой, произнёс Карлос.

— У тебя был именной клинок? Насколько я знаю, это знак великой чести, — Фердинанд взглянул на мальчишку взглядом полным уважения, а возможно даже почитания.

— Да, «День Гнева» был утерян в тот злополучный час, — дрожащим голосом, пытаясь побороть нахлынувшие эмоции, ответил ангел.

— Да, дружище, мы вели себя с тобой грубо и без должного уважения. Ты достоин стать новым лидером нашего прогнившего государства, — прогнусавил Ганс, положив руку на плечо мальчишке.