Знай мое имя. Правдивая история

Я рассказывала свою историю много раз, но самые близкие слышали отредактированную версию. В суде я не имела права говорить от себя, а могла только отвечать на вопросы. Я вспомнила о любимой книге, прошедшей со мной весь колледж, и достала зачитанную «Птицу за птицей» Энн Ламотт[58].

Помните, все, что с вами случилось, принадлежит исключительно вам… Вы не можете описывать темные уголки души постороннего человека — только собственные.

Мне впервые предстояло рассказать свою версию. Написать письмо Броку.

Тем вечером я сказала себе: сейчас ты сядешь и все прочувствуешь заново. Пусть из тебя выползет все темное и отвратительное. Пусть снова пронесутся перед глазами образы. Ты в который раз погрузишься во мрак неуверенности и одиночества. Конечно, будет тошно. Конечно, будет тяжело. Почти невозможно. Но ты сможешь. Потому что должна. Нынешняя я вошла в длинный темный тоннель, чтобы встретиться там с девушкой, очнувшейся на больничной койке, взять ее за руку и отправиться назад, сквозь жуткие воспоминания, чтобы помочь ей постепенно узнать всю правду. Пока я печатала, лицо искажалось в гримасах, а шея окаменевала, часто приходилось что-то проговаривать вслух, я или шептала, или кричала, глаза наполнялись слезами, я закипала, вскакивала, падала на стул, ходила кругами, а две версии меня в моей голове продолжали двигаться дальше, и настоящая я все время напоминала прошлой себе не останавливаться, не сворачивать с пути — просто идти вперед. Я написала все до настоящего момента и только тогда остановилась. Прошлая и нынешняя я обнялись, а потом прошлая я исчезла. Было семь утра. За девять часов я написала двадцать восемь несвязных страниц — мой первый черновик. Я увидела за окном восходящее солнце. Посмотрела на безмятежно спящего Лукаса. Не снимая пижамы, позавтракала разноцветными овсяными колечками, прислушиваясь, как в тишине ложка постукивает по тарелке. Солнечные лучи уже заливали комнату. Маленький прямоугольный автобус внизу притормозил на остановке, люди переходили улицу. Начинался еще один день. Я была в порядке. История не проглотила меня.

Следующие несколько дней, просыпаясь, даже не почистив зубы, я сразу перебиралась за стол. Ела только в том случае, когда Лукас ставил тарелку мне под нос. Долгое пребывание в ванной, иногда часами, превратилось в быстрое ополаскивание. Я не имела права напрасно тратить время — у меня его не было. Я громко декламировала свое заявление от начала до конца, чтобы проверить, как оно звучит. Боялась даже, что соседи вызовут полицию после криков: «ТЕБЯ ПРИЗНАЛИ ВИНОВНЫМ ЗА ТО, ЧТО ТЫ ОСКОРБИЛ МЕНЯ — ОСКОРБИЛ УМЫШЛЕННО, НАСИЛЬСТВЕННО, С НАМЕРЕНИЕМ ИЗНАСИЛОВАТЬ». Я даже хотела повесить на дверь объявление: «Идет репетиция».

Я все откладывала сроки, выпрашивая каждый раз пару дней. Когда время вышло, я отправила текст. Теперь у судьи была неделя, чтобы прочитать все перед вынесением приговора.

Почти сразу я заболела. У меня пропал голос. Я не просто охрипла, а в прямом смысле не могла говорить — издавала лишь отрывистые звуки между вдохами. В аптеке, куда я зашла купить лимонно-мятных таблеток от кашля, мою карту не приняли. Я быстро оставила все на кассе, попросила прощения, кивнула и ушла. Проверив свой банковский счет, я обнаружила на нем два доллара восемьдесят три цента. Это был тот самый счет, который я открыла за год до того, как получила первую работу. Я стала прочесывать комнату в поисках вещей, которые можно было бы вернуть в магазин, и заметила недавно купленную книгу, из которой все еще торчал чек, — Чарльз Буковски, «Иногда так одиноко, что в этом даже есть смысл»[59]. Я купила ее из-за названия, но все равно отправилась в магазин и получила назад свои шестнадцать баксов.

На выпускной Лукаса я пошла одна — безголосая, закутавшаяся в его большое черное пальто. На церемонию прилетели его родители. Они повели нас в бразильский стейк-хаус Fogo de Chão, где каждому выдавали поднос, одна сторона которого была красной, а другая — зеленой. Если положить поднос зеленой стороной вверх, официанты побегут к тебе с кусками мяса и нарежут их прямо у тебя на тарелке. Красная сторона означала, что клиент всем доволен и просит его не беспокоить. Мне понравился такой подход, когда одним подносом можно или привести официантов в движение, или остановить их.