Знай мое имя. Правдивая история

Решение суда надломило Брока и во многих отношениях разрушает всю нашу семью.

Отец Брока говорил так, словно судебный вердикт был какой-то заразной болезнью, подкосившей их всех. Что это был за вердикт? Ах, то было признание виновности. Виновности в чем? Ах, в нападении с целью изнасилования. А кто же это все совершил? Да это был Брок. Это ваш сын разрушил вашу семью. Но в этом он никогда не признается.

Это слишком высокая цена за какие-то двадцать минут его двадцатилетней жизни.

Я оцепенела. Мне хотелось, чтобы это скорее закончилось.

Он никогда раньше не привлекался, никогда не проявлял жестокости ни к кому, включая и тот вечер семнадцатого января.

Это уже был удар прямой наводкой — послание, адресованное лично мне. Я смотрела прямо перед собой, и у меня было чувство, что мой взгляд упирается в глухую стену. Я почувствовала, что в зале нарастает напряжение, которое обычно возникает перед дракой. По крайней мере, теперь мне стало понятнее, в каком состоянии пребывал Брок. Все это время — для меня — он будто находился под колпаком, не принимая в расчет решение суда, не вникая в то, что придется нести ответственность.

Затем вышел сам Брок. Никогда раньше я не слышала его голоса. Больше года он был для меня молчаливым персонажем в зале суда. Теперь он стоял, ссутулившись, держа в руках свернутый пополам один-единственный листок. Сквозь свет, падающий на бумагу, можно было увидеть, что там было всего несколько строк. Его заявление выглядело невесомым. Казалось, дунь с того места, где я сидела, и листок вырвется из его рук. Я посмотрела на толстую кипу бумаги у себя на коленях — каждый листок был исписан поправками.

Брок начал медленно, растягивая каждое слово, как будто вытаскивал тяжелые ведра из колодца, — получалось невозмутимо и монотонно.

Я так сожалею о каждой минуте, каждой секунде.

Умом, душой и телом я страдаю от той боли, которую причинил Шанель и Тиффани…

Хотелось заткнуть ему рот, чтобы он никогда не произносил им наши имена. Его речь состояла из десятка предложений: формальных извинений и обещаний «просвещать студентов об опасностях, которые таит в себе алкоголь». На все ушло не больше минуты. Он протащил нас по самому малому кругу. Я не верила своим ушам. Мы прошли такой долгий путь, мы дошли до решения суда, но казалось, что ничего не изменилось.

Судья объявил короткий перерыв. Все изнывали от нетерпения, раздражения и ощущения надвигающейся грозы. «Черт возьми, что это было?» — я была возмущена, но убеждала себя, что все это ничего не значит. Всего лишь последняя отчаянная попытка перед тем, как их вышвырнут за борт. Ведь судья слышал, что сказала я.

Заседание возобновилось. Судья открыл его цитатами из моего заявления. Он сказал, что привел эти фразы, так как они соответствуют вынесенному приговору. Это вселило в меня надежду. Судья говорил тихо, будто мы находились в библиотеке и он боялся кому-то помешать. Не отрываясь от своих бумаг, он пробежался по статьям Уголовного кодекса, и вдруг прозвучали слова шесть месяцев. Я терпеливо ждала, когда он огласит приговор полностью. Но вскоре он начал обосновывать свое решение.

…В подобного рода делах условные сроки запрещены.

«Хорошо», — подумала я.

За исключением необычных случаев…

Вот уж не думала, что мое дело было необычным.

Нужно принимать во внимание тот факт, что подсудимый хотя и по собственной воле, но находился в состоянии алкогольного опьянения. А это не то же самое, что обвиняемый, который в абсолютно трезвом состоянии нападает с намерением совершить изнасилование. Определенно, на подсудимом, который находится в состоянии алкогольного опьянения, лежит куда меньше моральной ответственности.

Эти слова прозвучали эхом заключения инспектора. Алкоголь освободил Брока от всякой моральной ответственности.

Судья выкладывал одну причину за другой: