Знай мое имя. Правдивая история

Около двадцати человек из моего выпуска поступили в Стэнфорд. Обычным делом было навестить там подругу, сходить на бесшумную дискотеку[81], поиграть в настольные игры во время праздничных каникул. Стэнфорд для меня состоял из друзей, кумиров и учителей. Пусть я и не училась здесь, но Стэнфорд был моим домом еще до того, как я узнала, что он университет.

После нападения я на десять дней погрузилась в полную тишину. У декана Стэнфорда было мое имя, но со мной никто не связывался. Никто не спросил: «Как ты себя чувствуешь? Ты сегодня нормально добралась до дома?» Видимо, раз я не была студенткой Стэнфорда, то на его поддержку не приходилось рассчитывать. И все-таки я надеялась, что в столь тяжелый для меня период мне протянут руку помощи. Тогда я совсем не знала, как надо просить о ней, но, думаю, если мне ее предложили бы, все могло бы пойти другим путем. Скорее всего, я не проводила бы столько времени в своей машине, названивая на горячие линии. Я хочу сказать, что мне нужно было немного: какое-то проявление внимания — чтобы кто-то направил меня, помог осмыслить случившееся.

С тех пор я постоянно ощущала отсутствие Стэнфорда на улицах Пало-Альто. Изнасилование причинило мне физический вред, но сломили меня более серьезные обстоятельства. Была разрушена моя вера в Университет. Моя вера в место, которое, как я думала, было безопасным. Их бездействие, их неспособность принести элементарные извинения — это все можно было пережить, но что действительно причиняло боль — это их нежелание задать самим себе очень важный вопрос: «Как мы можем гарантировать, что подобное не произойдет снова?» Они отнеслись к случившемуся со мной как к единичному случайному инциденту. После того как Броку было отказано в продолжении обучения, мне позвонили и сообщили, что ему запрещено появляться в кампусе. Кроме этого, кажется, ничего не сдвинулось с места. Об изнасиловании можно было забыть. Пришло и ушло. Но ничто никогда не происходит просто так.

Брок был не единственной паршивой овцой, но случай с ним, получивший такую огласку, угрожал разоблачить куда большее, обнажить серьезные проблемы сексуального насилия в студенческой среде. Стэнфорду следовало бы пойти на это, воспользоваться моментом и пересмотреть систему правил внутреннего распорядка. Наладить работу служб, которые могут принять неотложные меры, если кому-то будет причинен вред на университетской территории. Проанализировать систему безопасности в кампусе. Организовать поддержку для переживших насилие. Они могли дать понять: то, что случилось с вами, важно для нас.

После того как мое заявление о воздействии на жертву увидело свет, Стэнфорд сделал свое заявление:

Имеется очень много недопониманий относительно того, какую роль в произошедшем сыграл Стэнфорд. В этом случае Стэнфордский университет, студенты, полиция и сотрудники сделали все от них зависящее.

Администрация университета заявила, что как только они узнали, кто я, то «связались с ней лично и предложили помощь». Читать их бессовестное заявление, полное глупой гордыни, было словно сыпать соль на рану:

Стэнфорд относится к случаям сексуального насилия с особенной серьезностью и является лидером в стране по внедрению основательных шагов…

Дженнифер Джей Фрейд, выпускница Стэнфорда и профессор психологии, написала открытое письмо администрации университета, в котором обличила их «самодовольную оборонительную позицию». Она ввела в обиход термин, о котором я никогда раньше не слышала, — институциональное предательство.

Институциональное предательство может иметь для жертвы последствия куда более тяжелые, чем само сексуальное насилие. Ирония в том, что подобное предательство не только пагубно сказывается на тех, кто зависит от учебного заведения, но и бросает тень на сам вуз.

В то лето Мишель, выступая в информационной программе, указала, что Стэнфорд так и не принес извинений. Она говорила, что нападение на меня не было ни спонтанным, ни случайным, что для него были «созданы определенные условия». Мишель считалась неприкосновенной благодаря своему пожизненному контракту с университетом, который позволял ей открыто критиковать происходящее. Мне все это казалось бесполезным.