Знай мое имя. Правдивая история

Мой мозг заработал со страшной скоростью, роясь в воспоминаниях: когда? Когда это было? Тем вечером, когда я сидела в машине на парковке у IKEA? Тогда я нашла в сумочке номер горячей линии Стэнфорда. Попросила женщину, ответившую на мой звонок, просто побыть со мной, потому что я не могла оставаться одна. Когда я наконец успокоилась, женщина сказала, что не знает точно, как они действуют в отношении тех, кто не учится в Стэнфорде, но я могу зайти к ним в офис завтра, нужно было просто сказать, кто я. Когда разговор завершился, безликая женщина растворилась в пустоте, и я снова осталась наедине со своими вопросами. Если я пойду к ним, кто меня там встретит, и придется ли давать личные данные? Будет ли мне назначен психолог? Перезвонить на горячую линию я не могла, потому что меня переключили бы на другого оператора. Частично мой отказ от их помощи был связан с неуверенностью в себе, с непониманием своего места, с сомнениями, которые звучали в голосе той женщины: «Обычно мы так не делаем, но…»

Я думала, что горячая линия была анонимной. Мне вдруг стало жутко не по себе, оказывается, все это время я сама была виновата, потому что не пришла. В придачу ко всему я еще не была студенткой, не существовало никакого протокола, подходившего под мой случай. Так что же им было со мной делать? Я сразу подписала все бумаги, еще не остывшие после принтера. Яблочное Зернышко куда-то торопилась, и как только дверь за ней захлопнулась, я поняла, что сделала именно то, чего они хотели. Мишель была настроена более оптимистично. Разговор казался незаконченным, и я опасалась, что все разговоры о деньгах — это пустой звук.

Вернувшись домой, я снова все прокрутила в голове. Когда я звонила им в тот вечер, то была в глубочайшем отчаянии, почувствовав, что достигла уже самого дна. Яблочное Зернышко упустила самую суть: ответить на звонок страдающего человека совсем не то же самое, что проявить инициативу, связаться с жертвой до того, как она сама объявится. Мне нужно было возразить: «Это я. Я позвонила вам, а не вы мне». Разве не то же самое я уже слышала в суде? «Шанель просто не видит этого», — едва заметное манипулирование, легкое искажение фактов и обвинение жертвы.

Отправляясь на эту встречу, я рассчитывала на открытый диалог, личную беседу о компенсации, на разумные вопросы и поиск решений. Я должна была понять, что с юридической точки зрения они никогда не признают, что поступили неправильно. Яблочное Зернышко тоже находилась под давлением, ведь она говорила от имени акционеров и адвокатов, выступала как переговорщик от всего университета.

Той ночью мне стало плохо, и я рано уснула. В два часа ночи я проснулась, и меня вытошнило в новую плетеную корзину. Густая жидкая масса стекала по деревянным прутьям. Я разделась и свернулась калачиком на коврике в ванной, между унитазом и душем, прижавшись щекой к сточному отверстию. Ощущение было такое, будто мне вырезали все внутренности. Ванную заполнил кисловатый запах, а я лежала так девять часов.

Я не могла понять, чем отравилась. Странно, в Китае я ела еду, приготовленную на не пойми каком масле, ела там, где мужчины стояли голыми ногами в воде и ловили рыбу, потом бросали ее на деревянную доску и разделывали на моих глазах. На розовом листочке для заметок я написала список съеденного: «Вторник — паста с соусом песто… пятница — курица…» Спазмы не прекращались. Через неделю ко мне в гости приехали родители, увидели, что я ничего не ем, и сказали, чтобы я обратилась к врачу.

— На что жалуетесь?

Я сидела на мятой одноразовой простыне с розовым листочком в руках:

— Вторник — паста с соусом песто…

Я перечислила все, вплоть до пятничной курицы, пока доктор не прервал меня.

— У вас, похоже, отравление, — сказал он и посоветовал принимать «Пепто-Бисмол».

— У меня он только что закончился, от него рвота просто становится розовой.

— Попробуйте жевательные пастилки, а не микстуру. Это поможет.

И вдруг меня осенило: список, который я составила, был неверным. «Вторник — разговор со Стэнфордом, пятница — насильник выходит из тюрьмы». Паническая атака, неудавшаяся встреча, чувство вины от того, что я согласилась взять деньги, изматывающие переговоры, — все это нагромождалось у меня в желудке. Но я не представляла, как об этом сказать врачу.

— У меня также повышенная тревожность.

— Вы обращались к психологу? — спросил доктор.

Я кивнула.

— Что же, возможно, разберемся с этим в следующий раз, тревожность довольно типична, так что давайте подождем пару месяцев и…

Я сверлила глазами пол.

После того как мое заявление вышло в интернете и я получила столько поддержки, мне казалось, наступили спокойные дни. Дни, когда худшее позади. Я так радовалась. Некоторые говорили, что я сдвинула махину с мертвой точки. А если я смогла сдвинуть ее, то, бесспорно, смогу и полностью изменить положение дел, да что там — смогу изменить весь мир за одну ночь. Именно поэтому, идя на ту встречу, я была так наивна, думала, что вот сейчас, за час, остановлю сексуальное насилие в студенческой среде.