Когда на одном конце земли зима, на другом наступает лето. Когда я вернусь в Пало-Альто к тусклым стенам зала суда, юридическим документам и заголовкам СМИ, когда вновь услышу цоканье каблуков по кафельному полу — у меня в голове по-прежнему будет звучать «тик-тик-тик». Я буду помнить о том, что этот мир существует и я могу существовать в нем. Потому что этот мир так же реален, как и тот, что на поверхности.
Глава 7
Через овальное окно я смотрела на раскинувшуюся желтыми холмами Калифорнию, испещренную черными точками-кустами. Превратился бы самолет в автобус, чтобы можно было проехать свою остановку — уснуть и проснуться где-нибудь в Гонолулу. Мы начали снижаться, я наблюдала, как крошечные вереницы машин на шоссе становятся всё крупнее, как прямо под нами разливается серая вода в заливе. Самолет скользил, пока все вокруг не стало четким, громким, близким, а я снова не почувствовала себя маленькой.
Я прилетела и собиралась вступить в самый трудный бой в своей жизни, но никто даже не знал, что я вернулась. Я толкнула плечом входную дверь родительского дома, чемодан перекатился через порог, колесики врезались в ковер. Я повесила свитер в шкаф, положила зубную щетку в керамическую лодочку.
Мне только предстояло узнать, когда нужно будет давать показания в суде. Я написала своему новому адвокату Майерс, с которой никогда раньше не встречалась. Она ответила: «Отбор присяжных на следующей неделе, с тринадцатого июня и, скорее всего, до шестнадцатого. Есть вероятность, что вам придется выступать семнадцатого или восемнадцатого, но, вероятнее всего, двадцать первого или двадцать второго». Как вообще можно было что-то планировать? Алале сказала, что суд продлится столько, сколько потребуется, то есть недели три или больше. Как при таком раскладе можно было рассчитывать на свои силы? Сколько я могла еще вынести? А вдруг я сломаюсь? Мне не следовало проводить в суде слишком много времени — это было равносильно пребыванию в гараже с заведенной машиной, когда выхлопные газы убивают все твои клетки.
Зимняя сессия у Тиффани начиналась в один день с отбором присяжных. После последнего экзамена сестра соберет маленькую сумку и по темным холмам приедет сюда, чтобы провести весенние каникулы четвертого курса в суде. Лукас прилетит накануне дачи показаний. После выступлений в суде они оба вернутся, чтобы продолжить учебу — последнюю четверть перед выпуском. А я останусь ждать вердикта.
За две недели до суда проводится так называемое предварительное судебное заседание, когда судья, прокурор и защитник встречаются, чтобы удостовериться, готово ли дело к рассмотрению. Жертва в этом не участвует, она где-то валяется в кровати и отщипывает мелкие полоски от сыра-косички. Для нее не существует никакой проверки готовности, свидетели не собираются в комнате для поддержки друг друга, не складывают руки вместе, чтобы выкрикнуть ободряющие слова. Мне не разрешалось присутствовать на выступлениях других свидетелей. Это значило, что следующие несколько недель я вынуждена буду просто бесцельно ждать одна дома. Позже я узнала, что показания давали восемнадцать человек. О существовании большинства я понятия не имела. Мы, словно лошади, стояли в отдельных стойлах, в наглазниках, не видя никого вокруг, но только услышишь сигнал, почувствуешь удар — беги что есть силы.
Я переживала, что с моей стороны в суде будет не слишком много людей. Со стороны Брока прилетали родители, старший брат, сестра — его половина зала будет заполнена людьми, мои же ряды останутся почти пустыми. «Его бабушка приезжает», — сообщила Алале и произнесла это как плохую новость. Я не знала, что присяжные ведут негласный подсчет. С моей стороны давать показания должны были оба шведа, детектив Майк Ким, помощник шерифа Джефф Тейлор, помощник шерифа Брейден Шоу, медсестра из SART Кристин Сеттерлунд, Джулия, Коллин, Тиффани и Лукас. Никому из моих свидетелей не разрешалось присутствовать в зале суда. Кроме детектива Кима. Мать и бабушка планировали прийти, когда будем давать показания я и Тиффани. Отец обещал приехать, как только удастся вырваться с работы. Энни сказала, что будет там все восемь часов каждый день — столько, сколько потребуется. Она была единственной постоянной во всей этой текучке — спокойная, чуткая, мать, боец.
Глядя на пустые ряды с моей стороны, постоянно приходилось напоминать себе, что меня поддерживает множество людей. Я хотела, чтобы все поняли: у Шанель была здоровая насыщенная социальная жизнь. Это Эмили Доу оставалась в одиночестве, ее мир был куда меньше — лишь узкий круг сторонников. Я все никак не могла понять, как так произошло, что я стала проводить больше времени со своим насильником, чем с друзьями.