«Знаю человека во Христе...»: жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова

Старец Софроний был человеком молитвы. Уже с юношеского возраста он приобрел навык к молитве. Но когда он познал Христа в Его самооткровении, тогда молитва стала для него естественным состоянием духа. Говоря о молитве, он много раз упоминает "неутолимую молитву", "непрестанную молитву", "неудержимое стремление к болезненному покаянию", "чистую молитву", "жажду Бога", непрерывное обращение к Богу и т. д. Эти фразы показывают огромную глубину молитвы старца Софрония[188]. В другом месте он пишет, что "молитва принимает характер стремительного потока"[189].

Старец Софроний погрузился в молитву еще до монашества и затем, еще глубже, в монастыре Святого Пантелеймона на Святой Горе, в пустыне Святой Горы и в келии Святой Троицы недалеко от монастыря Святого Павла, — и это состояние молитвы отражено в его книгах. Особое внимание он уделяет описанию молитвы в пустыне, в пещере: это была "исключительная привилегия" отдаться "такой беззаботной молитве", которая владела им "месяцами"[190].

Молитва совершалась с неутолимой жаждой. Его душа жаждала Бога и была влекома силой, дающей ему радость и вместе с тем связанной с болью[191]. Эта жажда Бога стала его постоянным состоянием, и внутри него творилась непрерывная молитва. Он пишет: "Дух мой в воздыханиях неизреченных тянулся к живой истине"[192]. И в другом месте он признается, что молитва творилась непрерывно, даже во время сна. Им овладевал плач, и боль души от разлуки с Богом бросала его на пол пещеры. Молитва имела такое напряжение, что его "ум, сердце и тело — все соединялось во-едино, тесно, туго, подобно крепко стянутому узлу". Моментами молитва переходила в видение света[193].

Старец использует много образов и эпитетов для описания великой молитвы, которая им владела. Он говорит о "пламенной молитве", о "безумной молитве": молящийся "неудержим и дерзновенен", он молился Богу "как безумный", "в отчаянии" и т. д. Молитва была огненной. Будучи очищающей энергией, сокрушающей и самые кости, божественный огонь благодати Божией, пожигая внутри него все, "преложил его адское безобразие", и он не хотел более возвращаться в мир после долгих часов такой молитвы.

Он пишет о молитве из "болезненного отчаяния": эта молитва возносилась к живому Богу, Богу-Личности, Которого он познал в Его откровении, а не к некой незримой и надличностной силе. Примечательно описание благодатного исступления во время молитвы: невидимая сила переносила его в умное духовное пространство. "Там" он бывал один, исчезала земля, и его "душа в болезненном отчаянии взывала к Богу. Да, я грешный, но жажду Бога, святого Бога"[194].

Молился он не для того, чтобы исполнять обычное христианское молитвенное правило, а из жажды найти Бога и встретить Его лицом к Лицу. Молитва была личным — ипостасным — фактом его бытия. Когда он молился, то возносил "безумные молитвы", он был "несдержанным, даже дерзким". И в ответ на такую молитву пришел Христос[195].

Молитвенный порыв, порожденный огнем благодати Божией, был настолько сильным, что старец достиг в чистую молитву и исступление. Когда его "дух" входил в "умную сферу", "покаянный плач" бывал "едино" с созерцаемой им бездной. Конечно, когда речь идет об исступлении, подразумевается не исступление стоиков и не то, что испытывала пифия, т. е. не исход из ума и тела. Исступление есть обращение ума к сердцу, совлечение всякой мысли, даже и благой, соединение души и тела с Духом Святым, приближение к вечности и встреча с несозданным Богом. Душа при этом не скована телом, хотя и остается с ним единой. Так следует понимать и восхищение ума Богом, его таяние от пламени любви, от сердца исходящего. Именно это имеет в виду старец, когда пишет: "Вечность тихо, но властно проникала в сердце мое. Этот сплав всего существа: ума, сердца и тела во-едино давал ощущение целостности бытия, столь отличной от обычного разлада меж духом нашим, душевностью и телом"[196].

Здесь, говоря о духе, душе и теле, старец не имеет в виду так называемую теорию "трехсоставности" человека (человек состоит из трех частей: духа, души и тела). Согласно православному учению, человек двусоставен, т. е. состоит из души и тела. Когда апостолы и отцы Церкви говорят о духе, они подразумевают благодать Божию, Святой Дух. Полнота духовности человека в том, что он не только имеет душу и тело, но и соединяется с благодатью Божией, с Духом Божиим, питающим и перерождающим душу и тело.

Старец Софроний дает яркое описание опыта непрестанной молитвы, которую даровал ему Господь в начале его монастырской жизни на Святой Горе и которая привела его к исступлению. Он пишет о ее благословенных плодах, как критерий подлинности ее. Вот как описывает этот опыт старец: