— Легче показать, — объяснил он. — Это займет минуту.
— О’кей. Пошли, — согласился я и последовал за ним в коридор.
Он провел меня черной лестницей, а внизу повернул налево. Прошел мимо кухни и проследовал в другой коридор, который выводил на зады дворца. Как только мы там оказались, я услышал какой-то лязг. Я взглянул на Билла, тот ответил кивком.
— То же самое я слышал и раньше, — сказал он, — когда проходил мимо. Вот почему я решил сюда прогуляться. Все это очень любопытно.
Я кивнул, я его понял. Тем более, что сообразил — звуки доносятся из главной оружейной.
Там посреди суматохи стоял Бенедикт и разглядывал ноготь большого пальца через ствол карабина. Он тут же поднял глаза, и наши взгляды столкнулись. Вокруг него копошилось не меньше дюжины человек — одни таскали оружие, другие — чистили, третьи складывали его в штабеля.
— Ты разве не в Кашфе? — спросил я.
— Был, — отозвался он.
Я думал, что Бенедикт продолжит, но он молчал. Он вообще никогда не отличался болтливостью.
— Ты, похоже, к чему-то готовишься. Что-то неподалеку от дома? — Я знал, что порох здесь бесполезен, а наш специальный боезапас срабатывает только в окрестностях Янтаря и в прилегающих королевствах.
— Безопасность — это для нас самое главное, — сказал Бенедикт.
— А поподробнее можно? — спросил я.
— Не сейчас. — Фраза была вдвое длиннее, чем я ожидал, и даже содержала надежду на дальнейшее просвещение.
— Нам всем следует окопаться? — спросил я. — Укрепить город? Вооружиться? Поднять…
— До этого не дойдет, — сказал он. — Спокойно иди куда шел.
— Но…
Бенедикт отвернулся. Я понял, что беседа закончена. Он это и сам подтвердил, пропустив мимо ушей несколько моих следующих вопросов. Я пожал плечами и вернулся к Биллу.
— Пошли поедим, — сказал я.
Пока мы возвращались по коридору, Билл негромко сказал:
— У тебя есть какие-нибудь идеи по этому поводу?
— Где-то поблизости бродит Далт, — сказал я ему.
— Бенедикт был вместе с Рэндомом в Бегме. Далт ведь должен быть там.
— У меня такое ощущение, что он гораздо ближе.
— Если Далт захватит Рэндома…
— Невозможно. — Я почувствовал, как от этой мысли по телу пробежал холодок. — Рэндом может козырнуться сюда в любое мгновение, когда захочет. Нет. Когда я говорил об обороне Янтаря, а Бенедикт сказал: «До этого не дойдет», у меня создалось впечатление, что говорил он о чем-то совсем близком. О чем-то, что, по его мнению, он может контролировать.
— Я понимаю, о чем ты, — согласился он. — Но ведь он же тебе посоветовал не беспокоиться об укреплениях.
— Если Бенедикт говорит, что укрепления строить не надо, значит, укрепления строить не надо.
— Вальс и шампанское под пушечный гром?
— Почему бы и нет, если Бенедикт утверждает, что все в порядке.
— Ты действительно доверяешь этому парню? Что бы вы без него делали?
— Сильнее нервничали, — сказал я.
Билл покачал головой.
— Извини, — сказал он. — Я плохо знаю ваши легенды.
— Ты мне не веришь?
— Мне не следовало бы тебе верить, но я верю. Вот в чем проблема. — Он молчал, пока мы заворачивали за угол и возвращались к лестнице. Затем добавил: — С твоим отцом было то же самое.
— Билл, — сказал я, когда мы начали подниматься. — Ты знал моего отца до того, как к нему вернулась память. Когда он был еще просто старым добрым Карлом Кори. Может быть, я делаю что-то не так? Не мог бы ты вспомнить что-нибудь о той его жизни. Может, это объяснило бы, где он может быть?
Билл на мгновение задержался и посмотрел на меня.
— По-твоему, Мерлин, я сам над этим не ломал голову? Много раз я задумывался, не впутался ли он во что-нибудь, когда был еще Карлом Кори? И не чувствовал ли по этой причине, что обязан что-нибудь сделать, раз его дела здесь были завершены? Но он был человек очень скрытный, даже в том своем воплощении. И парадоксальный тоже. Он делал кучу намеков на кучу разных военных ходов, что казалось вполне логичным. Но он иногда писал музыку, а вот это уже никак не вязалось с образом этакого крепкозадого воеводы.
— Он долго жил. Он много чего узнал, много перечувствовал.
— Да, вот поэтому так трудно догадаться, во что он мог впутаться на этот раз. Я помню пару случаев, когда он перебирал с выпивкой и упоминал имена людей искусства и науки, о которых я даже предположить не мог, что он с ними знаком. Он никогда не был просто Карлом Кори. Когда мы познакомились, в его памяти хранились воспоминания за несколько земных столетий. А это делает характер слишком сложным, чтобы легко предсказывать его действия. Я просто не знаю, к чему он мог вернуться — если вернулся.
Мы продолжали подниматься по лестнице. Откуда у меня это чувство, что Билл знает больше, чем рассказывает?