Не думаю, что государствам следует проводить национальную политику «здоровья» как некоего товара, который они жалуют своим гражданам. В чем граждане нуждаются, так это в способности смело смотреть в лицо некоторым истинам:
– мы никогда не уничтожим боль;
– мы никогда не излечим все болезни;
– мы точно умрем.
Поэтому мы как разумные существа должны принять тот факт, что погоня за здоровьем может стать источником недуга. Научных или технических решений здесь нет. Есть повседневная необходимость принимать в положении человека его хрупкость и случайность. Следует обозначить разумные рамки традиционного здравоохранения. Нужно срочно определить, какие обязанности вменяются нам как индивидам, что ложится на общество, а что передается государству.
Да, мы чувствуем боль, заболеваем, умираем. Но мы также надеемся, смеемся, празднуем. Нам знакома радость заботы друг о друге, часто мы восстанавливаемся и излечиваемся различными способами. Весь человеческий опыт не обязательно стричь под одну гребенку.
Призываю каждого перевести взгляд, забыть о гонке за здоровьем и совершенствовать искусство жить. И, что сегодня не менее важно, искусство страдать и умирать[98]
.Не думаю, что основная роль этики состоит в том, чтобы определить, где добро и где зло. Она в том, чтобы заставить нас задать себе неудобные вопросы о тех сторонах положения человека, которые мы обычно и не думаем подвергать сомнению. Вполне можно счесть позицию Иллича «реакционной», но нельзя избежать вопроса, так отчетливо обозначенного им и при жизни, и выбранным способом ухода из нее. Структурное, или символическое здоровье человека, – это его способность сознательно и самостоятельно противостоять не только опасностям среды, но – глубже – целому ряду внутренних угроз, которые каждому знакомы и всегда будут знакомы: боль, болезнь, смерть. В традиционных обществах эту способность человек всегда черпал из своей культуры, позволявшей придать смысл его положению человека смертного. Священное играло при этом роль фундаментальную. Современный мир рожден на обломках традиционных символических систем, в которых он сумел разглядеть лишь иррациональное и произвольное. Увлекшись демистификацией, он не понял, что эти системы устанавливали определенные границы для положения человека в мире и тем самым придавали ему смысл. Заменив священное разумом и наукой, он утратил всякое ощущение границ, принеся смысл в жертву. Медицинской экспансии сопутствует распространение мифа о том, что устранение боли, физического несовершенства и неограниченная отсрочка от смерти – цели желаемые и осуществимые благодаря неограниченному развитию медицинской системы. Но нельзя придать смысл тому, от чего мы стремимся избавиться. За определенными порогами медицина и ее мифы неумолимо разрушают структурное здоровье. Если конечность положения человека воспринимается как отклонение, а не как источник смысла, то мы теряем в погоне за ребяческой мечтой нечто бесконечно ценное.
Матрица, наука и трансгуманисты