Знак священного

Современная политика есть поиск имманентности. Всем, что связывает их в общество, люди обязаны только сами себе, – точнее, им хочется в это верить. Они считают себя свободными от всякой трансценденции. Можно было бы подумать, что они претендуют также на независимость от случая – по крайней мере, если принять в расчет вышеописанную взаимосвязь священного и случайного. На примере голосования мы увидим, как на самом деле трудно избавиться от старых схем[155].

Уму непостижимый смысл голосования

Если легитимация демократических институтов ничем не обязана конституирующей внешней силе, то где еще можно найти для них смысл существования, как не в недрах человеческого разума? В высшей степени показательно, что любые попытки рационально объяснить самую что ни на есть демократическую процедуру – голосование путем подсчета голосов – приводят к парадоксам. Когда Руссо пишет: «За исключением [этого] первоначального Договора, мнение большинства всегда обязательно для всех остальных: это – следствие самого Договора»[156] и уточняет: «Для того чтобы воля была общею, не всегда необходимо, чтобы она была единодушна; но необходимо, чтобы были подсчитаны все голоса; любое изъятие нарушает общий характер воли»[157], формулируя, по выражению Йозефа Шумпетера, «классическую доктрину демократии»[158], мы воспринимаем его слова как очевидные и не нуждающиеся в пояснении. Однако если рациональным умом попытаться извлечь из них смысл, то – ах, какая досада! – ничего не выходит. Без философского анализа этой неудачи теперь не обойтись; я ограничусь описанием трех наиболее значимых парадоксов.

1. Понятие всеобщей воли у Руссо – одна из неразрешенных загадок политической философии. Проще сказать, чем она не является, нежели дать ей определение. Мы знаем, что она принципиально отличается от проявлений воли частной и никоим образом не представляет «сумму» таких проявлений, которую Руссо называет «волей всех»[159]. Можно даже утверждать, что всеобщая воля выступает против всех проявлений частной воли[160]. Для нас же, наоборот, суть демократии в том, чтобы общий интерес понимать как синтез, а то и просто как сумму частных интересов. Когда в 1951 году экономист Кеннет Эрроу, будущий нобелевский лауреат, доказал невозможность подобного синтеза при соблюдении некоторых разумных условий, его теорема нанесла тяжелый удар как по теории демократии, так и по самой демократии. Доказательство теоремы Эрроу – тонкая вариация на тему парадокса Кондорсе. Парадокс этот проливает свет на возможное отсутствие транзитивности у коллективных предпочтений, возникающих путем агрегации предпочтений индивидуальных с учетом определенных условий[161]. В некоторых случаях по воле всех кандидат или опция A удостаивается места перед B, B – перед C, однако C – перед A. Нетранзитивность системы приоритетов – признак ее противоречивости, поскольку в зависимости от того, кто первым вступит в соревнование – A и B, или B и C, или же C и A, – победитель будет разным[162]. Окончательный результат зависит от совершенно случайного момента вступления в процедуру – случайное нередуциерумо!

Поэтому невозможно свести безо всякого произвола всеобщую волю к совокупности проявлений частной воли, рассчитанной согласно какому-либо правилу или процедуре. К таким процедурам, в частности, относится голосование по принципу большинства. Стоит ли из‐за этого огорчаться? Ведь если вдуматься, то эта невозможность, пожалуй, спасает демократию. В самом деле, предположим, что удалось доказать существование рациональной и универсальной процедуры, в любых обстоятельствах и вне зависимости от сути выбора позволяющей определить волю народа и при этом учесть волю каждого его представителя в отдельности. Центральный компьютер, в который загружаются все частные волеизъявления, будет способен выдать оптимальный коллективный выбор, соответствующий воле всех. Вычисление окончательно заменит ритуал голосования, практический разум растворится в теоретическом. Не окажется ли потеря невосполнимой?

Среди условий, налагаемых Эрроу на правила агрегации с тем, чтобы их можно было назвать «рациональными», есть так называемое «недиктаторское»: порядок агрегации предпочтений не должен сводиться к тому, что в качестве коллективного систематически выбирается одно и то же индивидуальное. Это условие встречается уже у Руссо[163]. Из всех условий или «аксиом» у Эрроу оно наименее формальное и самое существенное. Потому некоторые считают его наиболее уязвимым: если придется пожертвовать каким-либо условием, то именно этим. В таком случае коллективный выбор сведется к подтверждению решений – какими бы они ни были, – принятых одним из членов коллектива: государем, правителем, «диктатором». Не самый демократичный, не преминем заметить, выход. Но продолжим рассуждение с помощью Шумпетера. Он спрашивает, что такое демократия на практике, и отвечает: просто-напросто общество, выбирающее себе правителей и способное их менять.