Знак священного

Принципы справедливости, на основании которых Ролз пытается возвести свою теорию общественного договора, облечены в форму, на языке логиков именуемую лексимином: какая бы задача справедливого распределения ни рассматривалась, лексимин предписывает отдавать абсолютный приоритет самому обделенному, затем – следующему за ним по шкале неблагополучия и так далее. У лексимина, безусловно, интересные логические свойства[188], но ясно, что для него важна не личность субъектов, а только их положение в иерархии несчастливых. При сравнении двух состояний общества более справедливым объявляется то, при котором самая обездоленная группа получает наибольший кусок пирога, но никоим образом не предполагается, что максимально несчастливая группа в каждом из двух сравниваемых состояний сохраняет свою идентичность. Ведомство справедливости интересует не отдельно взятая личность, а в целом соблюдение определенной конфигурации распределения богатства. Забота о бедном – не потому, что это он, а потому, что он в нише бедности.

Взбунтовавшиеся недавно студенты-экономисты выбрали не ту мишень[189]. Они подвергли критике усиливающуюся математизацию своей дисциплины, словно термометр может быть причиной болезни. Обсуждать же надо условия, при которых математизация оказалась возможна. Только если вынести за скобки[190] всю палитру страстей и моральных чувств, возникающих в отношениях между неравными (или между равными) индивидами, тогда – и только тогда – можно в укромном уединении сполна насладиться геометрией и алгеброй под видом науки о человеке.

Унижение и социальное неравенство

Писатели и философы осмыслили и показали во всей их сложности страсти неравенства – страсти «современные» у Стендаля и Достоевского: ревность, зависть, бессильную ненависть, чувство унижения. Рядом с ними стоят страсти равенства – «демократические» страсти, которые, по словам Токвиля, «разгораются в то самое время, когда не находят пищи» и, по-видимому, не отличаются от первых. Всем этим авторам было хорошо известно, до какого накала может дойти страсть и какую опасность она представляет для личного и общественного покоя. Я бы хотел рассмотреть эту классическую тему под необычным углом. Чтобы сдержать накал страстей, общественным идеологиям – понимаемым как системы идей и ценностей[191], но также в смысле идеологий как социальных теорий – пришлось странным образом извернуться. Примечательна уже сама изобретательность этих разнообразных вывертов. Усилия, прикладываемые здесь идеологиями, могут лишь свидетельствовать о серьезности соперника. Я рассмотрю четыре символических устройства: иерархия, демистификация, случайность и сложность. Объединяет их то, что все они прилагают, как кажется, максимум усилий, чтобы отношения превосходства не были унизительными. Должен сразу заметить, что не утверждаю, будто эти устройства эффективны. Хочу лишь сказать, что понять их смысл можно, только если видеть в них подобие защитной стены, прикрывающей от страшной угрозы.

Иерархия

Определение заимствовано мною у Луи Дюмона[192]. Как уже говорилось в предисловии, иерархия в его понимании – это социальная форма, характерная для всех традиционных, или архаичных обществ, находящихся под властью религии. В них «социальное неравенство» (иерархия) – непосредственная форма справедливости. Новое время принципиально отличается своей эгалитарной концепцией общественных отношений. Не то чтобы равенство претворилось вдруг в жизнь, но именно в нем современное общество видит источник социального воображения.

Иерархия есть форма тотализации социального, включающая его в концепцию космоса – также ценностно-иерархичную. Иерархия не есть неравенство политической власти, неравенство собственности или классовое неравенство. Это форма категорий не экономических, а отсылающих, как почет или престиж, к системе социально-религиозных отношений (статусные группы, гильдии, сословия, касты). В любом таком ценностно-обусловленном порядке «вышестоящий» элемент «выше стоит», то есть доминирует над «нижестоящими», не в обычном смысле слова, а в смысле целого, включающего свою же часть, или в смысле части, предпочитаемой какой-либо другой внутри слитного единства. Иерархическая фигура обретает свое место только в лоне холистической идеологии, то есть системы идей и ценностей, подчиняющей человека общественной тотальности.