Знак Вопроса 2005 № 04

Но и этот логосный вид познания, недоступный демонам и акушерской диалектике Сократа, они попытались присвоить себе. Только ничего здесь у них не получилось. Сократ не смог привести ни одного имени, которое бы точно соответствовало сущности поименованной вещи или же противоречило бы ей. И этот вид диалектики Сократа ведет ее адептов к всеобщей путанице и неведению относительно того, о чем идет речь вообще. Никакими вопросами и щипцами акушерская диалектика демона и Сократа не сможет доказать правильность имен вещей; неправильность тоже не сможет. А ведь какой шанс упущен! Ведь Сократ мог бы раскрыть для нас поначалу хотя бы тайну своего имени, тайну термина «диалектика».

Исторически эта разновидность диалектики тоже отказалась от своего двусмысленного имени и стала в православии имяславием, которое использует символические методы, оперирующие не двоичными («имя — вещь»), а троичными структурами мира и мысли («человек — имя — вещь»).

Итак, чему определенному учил Сократ? Ответить и трудно, и легко. Трудно, ибо пытался он исследовать все существующее, не приходя к определенным результатам и запутываясь в неразрешимых вопросах. Легко, ибо изучал он именно природу вопроса как специфически человеческого атрибута мысли. Как изучал? Посредством диалектики, которую он понимал то как вопросно-ответную форму рассуждения, то как метод правильного именования вещей, то как метод родовидового определения понятий. Но во всех этих своих вариантах акушерская диалектика Сократа оказалась абсолютно бесплодной, не принеся ни одного плода мысли, ни здорового, ни больного, растянув сам процесс рождения мысли на века, а, точнее, подменив мысль ее родами. Нельзя найти у Сократа ответа ни на один вопрос; нельзя найти у него родового признака диалектики, и даже, занимаясь правильным именованием вещей, его диалектика не смогла раскрыть того, в чем именно заключена правильность самого термина «диалектика». Все диалектические исследования Сократа завершались всеобщей путаницей, с чем он собственно сам соглашался без всякого стеснения, а даже с гордостью. Мысль, разум, сущность вещей, знания акушерская диалектика Сократа подменяла вопросами о том, что есть мысль? Что есть разум? и т. д. Неосознанно Сократ все существующее превращал в символ одного безответного вселенского вопроса, обращенного неизвестно к кому. Демон с помощью Сократа все-таки достиг своей цели, сведя все цели человека к бесцельности ничто.

В итоге диалектика Сократа оказалась не просто пустым, а зловредным учением, отрицающим возможность какого-либо определенного знания, переводя его в режим безответных вопросов. Сам Сократ утешался подсказкой своего демона: «Я знаю только то, что я ничего не знаю». Многие ученые мужи видят пользу от диалектики Сократа в том, что она разоблачает самомнения, мнимые знания, побуждая людей искать истину. Но так не бывает: сам Сократ заявил, что истину нельзя найти, не зная ее, ибо неизвестно искомое; но истину не нужно искать, если она уже известна.

Сократ здесь наводит тень на плетень. Человек правильно говорит, пишет, будучи не в состоянии в сей же миг вспомнить ц объяснить все правила грамматики, коими он пользуется. Акушерская диалектика Сократа сочтет его невеждой. Здравомыслящая же троица полагает, что если человек, подумает, поразмышляет, то он объяснит свою речь правилами грамматики. Точно так же, по зрелому размышлению троицы, человек определит и мужество, и добродетель и другие, неопределяемые с точки зрения диалектики понятия и ценности, ибо без них невозможна сама жизнь.

И диалектика здесь ничем не поможет, ибо, внушая нам непреодолимую противоположность и взаимозависимость знания и незнания, она делает знание зависимым не от предмета, а от незнания. Более того, диалектика навязывает нам абсурд, заявляя, что с ростом знания растет и объем незнаемого, хотя во всех известных нам случаях, ну, хотя бы из медицинской практики, ведомо, что рост знаний о болезни ведет к исцелению, а не к росту незнания о ней.

Кто диалектике роднее и ближе: жизнь или смерть? Диалектика Сократа, таким образом, представляет интересы не знания, не людей, не предметов, а демонов. Как бы ни трактовался демон Сократа, очевидно одно, что поводов для анонимности у него было предостаточно. Даже если принять его за некое неизвестное нам божество, то это все же божество некоей силы, враждебной жизни. Сократ не только вопрошал обо всем, критиковал все, диалектничал (философски сплетничал?) обо всем, но и весьма жестко, однозначно и догматично учил науке смерти, науке «ничтожества» ничто, если наука позволит использовать здесь термин «наука».