Знак ворона

В дальнем конце форта появился призрак Глоста, слуги Дантри Танза, жертвы покушения на своего хозяина. Призрак полз, волоча за собой огрызки ног, и выкрикивал имя господина. Я оперся спиной на стенку бака и смотрел на призрака, пока веки не отяжелели.

Проснулся я оттого, что ворон переминался с лапы на лапу на моем плече.

– Без резких движений, – тихонько прокаркал он. – Но будь готов двигаться очень резко.

Я открыл глаза – и увидел сотни тварей вокруг.

Два фута ростом, кожа будто обожженная, пялятся на меня желтыми глазами.

– Господин, добрый вечер. Желаете хорошо провести время? – спросил один комичным фальцетом.

– Семьдесят два, семьдесят три, – пропищал другой.

Целый табун джиллингов. Я проверил ноги и руки – все на месте. Джиллинги выстроились неровными рядами, заполнили весь форт. Я видел, как блестит на их мелких остроконечных зубах слюна, полная цепенящего обезболивающего яда. Часть джиллингов выглядела истощенной, но ближайшие ко мне казались откормленными, пузатенькими.

Я взялся за меч. Черт, я никогда и не слыхивал, чтобы джиллинги собирались такими стаями. Их слишком много. Мне не пробиться.

– Дороги – ни к черту, – доверительно сообщила краснопузая тварь.

– Семьдесят два, семьдесят три, – в унисон пропищала пара.

Я встал. Все, не отрываясь, глядели на меня. Я могу одним ударом уложить шестерых. Но быстро свалюсь с ног от усталости. А единственный укус в ногу – и я не смогу двигаться.

Джиллинги не шевелились, словно что-то удерживало их.

– И что мне делать? – осведомился я.

– Думаю, на этом и заканчивается наше совместное путешествие, – прокаркал ворон мне на ухо. – Я очень удивлюсь, если ты выберешься из этой переделки.

– Спасибо за добром слове.

– В общем, я полетел, – невозмутимо прокаркал ворон, словно уходил с посиделок за чаем. – Мне еще искать нового капитана «Черных крыльев». Это будет в особенности актуально, если тебя съедят.

За спиной – бак экстрактора, а позади него высокая каменная стена. До ворот – сплошь джиллинги. Столько мучений, боли, и такой нелепый финал. Ворон каркнул напоследок мне в ухо и упорхнул на запад. Ублюдок.

Джиллинги все как один проводили ворона взглядом, повернули приплюснутые красные головы, а затем провизжали в унисон: «Отец!»

В их визге прозвучала целая бездна тоски и боли, горькая жалоба на страшную жизнь в аду. Визг становился все громче, он превратился в истошный вопль, катившийся в ночи Морока жутким эхом. Джиллинги прижали руки к головам, затряслись, задергались, щеря остроконечные зубы.

А затем тысячи свирепых голодных тварей уставились на меня.

– Нет, – выдохнул я.

Я вытянул руку, закатал то, что осталось от рукава, и показал татуированного ворона. Тысячи глаз-бусин устремились на него. Твари не поняли, что нарисовано. Они не были разумными. А я наконец прислушался к текущему во мне яду. Он уже давно тек во мне, а я все время хотел, чтобы его не стало.

Зря.

Он провел меня через пустыню, открыл секреты Морока и показал его сердце. И я наконец перестал противиться сжившейся со мной отраве. Глядя на красных тварей, я ощутил, что они такие же, как я.

Джиллинги заморгали, зашевелились, посмотрели друг на друга, словно я вдруг сделался пустым местом. Я понял, что они пришли в форт вовсе не за мной, а за вороном. Он улетел, и джиллингам стало неинтересно то, что они посчитали подобным им исчадием Морока. Дальние заковыляли к воротам, и через несколько минут я остался в форте один.

Воронья лапа сотворил Морок Сердцем пустоты. Пусть чародей и использовал древнюю силу, все же Сердце пустоты было его, Вороньей лапы, магией, и часть ее осталась на опустошенной земле. Я теперь нес в себе и печать Вороньей лапы, и его магию. Свирепый голод джиллингов происходил не от нужды в выживании. Добычу для таких стай трудно отыскать среди мертвой пустыни. Их питала магия Морока, и гнала жажда пожрать незапятнанное ею. А я погряз в ней, как и они.

Святые духи, что же я с собой сотворил?

Впрочем, какая разница? Сейчас главное – вернуться, и вычистить черную гниль, заведшуюся в мое городе, и посчитаться за все.

А Саравор должен медленно и мучительно сдохнуть, желательно с моими пальцами на глотке.

32

Как долго я бродил под изломанным небом? В глубине искореженных земель время играет странные шутки. Морок отнял у меня несколько недель. Когда я наконец увидел Границу, на деревьях уже распускались листья, словно природа салютовала мне. Я увидел чистое и целое голубое небо и, наверное, расплакался бы, если бы смог.

Вне Морока воздух показался непривычным на вкус, чужим, даже враждебным, хоть я дышал им почти всю жизнь. Трава и деревья стали прекрасными изваяниями, хотя для любого живущего под целым небом растительность вблизи Морока была карикатурной, угнетенной и кривой пародией на настоящую. Небо просто сияло, обволакивало нежной синевой, и весенняя прохлада было как нежное касание ласковых рук.

Я опьянел от счастья.