Он вытер окровавленный тесак. Пешком нам не удрать от кавалерии драджей. Она уже тут. Штрахт с недоумением посмотрел вслед Ненн, слишком растерянный и поглощенный мыслями о близкой смерти, чтобы задавать вопросы.
– Как ты сумел остановить магию «малыша»? – спросил я.
– Чтоб я сам знал. Черт возьми, Рихальт, мы трупы.
Я посмотрел на драджей. Те остановились и глядели на то, что осталось от «певцов». Наверное, прикидывали, можно ли спасти раздувшихся уродов. Но место, где те сидели, теперь походило на разделочный стол в мясной: сплошной ковер из ошметков плоти и костей. Я глянул на край хрустального леса и увидел Тьерро со светострелом в руке.
И почти вздохнул с облегчением. Ненн с солдатами уже подъехали к нему. Тьерро смотрел на меня.
– Да, думаю, мы уже трупы, – согласился я.
Забавно, но перспектива отдать концы меня вовсе не угнетала.
Я кивнул Тьерро. Лучше уж умереть, чем попасть к драджам. Те отведут нас к своим хозяевам, а Глубинные короли изуродуют нас, превратят в оружие против наших же людей. Но сперва нас станут мучить. Очень долго мучить.
Говорят, когда финал уже близок и неизбежен, перед глазами проплывает жизнь.
Они врут.
На человека обваливается то, что он не доделал в жизни, что упустил. Я упустил ушедшую в свет Эзабет Танза. Я отдал Саравору Ненн. Все, что я делал, не имело смысла и ничего не изменило.
Тьерро прицелился в меня. Я глубоко вдохнул, посмотрел на луны. Пустая ночь. Их не видно. Но трещины в небе на месте, святятся белизной и бронзой. Несмотря на весь их кошмар, пожалуй, они не так уж и безобразны. Не так уж и плохо для последнего в жизни пейзажа. Тьерро – отличный стрелок. Свинец полетит мне точно в голову.
Я ждал. Небо рокотало. Приятно было бы думать, что оно так скорбит о моей кончине. Но это гребаное злое небо, которому на все начхать.
Треснул выстрел. Штрахт пошатнулся, закатил глаза и испустил дух. Ну что, моя очередь. Я посмотрел на Тьерро. Он снял шляпу и отсалютовал мне двумя пальцами, затем взвалил на плечи дымящийся светострел и ушел в хрустальный лес.
– Ублюдок! – прорычал я.
Затем я воткнул меч в песок, вытащил последний пистолет. Драджи уже мчались ко мне. Делать нечего. Плен хуже смерти.
Я прижал ствол ко лбу.
Спустил крючок.
25
Курок щелкнул.
Осечка.
Вокруг забегали драджи, тыкая в меня копьями и плюясь. Я швырнул одному в голову ублюдочный пистолет. Бессмысленный жест – пистолет отскочил от шлема. Но потом я заревел, изобразил ярость и попробовал сдохнуть в бою, выдернул меч и принялся махать налево и направо. Дурная работенка, утомительная и грязная. Тут не до выпадов, финтов и терций. Бей себе и отскакивай, работай ногами и руками, все на инстинкте. Клинок со свистом резал воздух. Я улучил момент, рубанул по налокотнику, стараясь снести кисть, вышиб сноп искр. Но добить не удалось. Ублюдки осторожничали, кружили вокруг, их становилось все больше. Никакой возможности пробиться в Хрустальный лес.
– Чего ждете, уроды? – рявкнул я и ударил по древку копья.
Драдж проворно отдернул его, вывернулся и ткнул мне в панцирь. Восемью дюймами выше, и попал бы в незащищенное лицо. Но скоты явно не хотели меня убивать.
Наверное, стоило пропороть себе мечом глотку.
Древко хряснуло по предплечью, в руку плеснуло лютой болью, раскатилось от пальцев до плеча – и меч выпал из онемевшей ладони. И тут драджи бросились.
Мне в лицо врезался кулак в тяжеленной латной перчатке, разодрал щеку и рассек губы. Потом я уже не считал и не отличал сыпавшиеся удары. Но их определенно было слишком уж много. Чтобы свалить меня, хватило бы гораздо меньшего.
Солдаты рычали и взвизгивали, пинали и топтали.
К тому времени, когда мозги перестали трястись в черепной коробке, меня уже со связанными щиколотками и запястьями тащили в лагерь драджей. В середине лица пульсировала боль – наверное, опять сломали нос. Во рту полно крови. Она же в глотке, в носу и в склеившейся бороде. Один глаз почти заплыл, на голове слоями вздувались синяки и шишки. Да, я сейчас красавчик. Даже симпатичней обычного.
Я выкашлял кровь, сплюнул на песок. Не так мне следовало помереть. Кретин с мечом в руках, победи или умри. Как-то так. Тяжело думать, когда мозги дрожат, будто желе. Бренди бы сейчас. Или сдохнуть. Да что угодно лучше, чем так.
А еще Ненн с еще кровавыми слезами на щеках. Мать твою. Сукин ублюдок Саравор. Забрал мою Ненн.
Рядом присели два драджа – пожилые уже твари, давно измененные, с безносыми серыми лицами и черными глазами без век, больше похожие на рыб, чем на людей. У одного метка Акрадия прямо на лбу. Теперь я знаю, кто учинил бомбардировку. Ну и что мне с того?