Знак ворона

Когда боль в голове немного унялась, я осмотрелся. Печальное зрелище. Драджи затянули меня в свой лагерь, а вместе со мной еще двух пленных, взятых ранеными. Один, кавалерист, был на последнем издыхании. Судя по ране в боку, он не протянет и часа.

Вторым, к сожалению, оказался Бетч, со ступней, вывернутой под невозможным углом, с осколками кости, торчащими сквозь сапог.

В такие моменты мне всегда хочется пожаловаться на то, какая все-таки сука наша жизнь – даже и в том, что жаловаться на нее глупо и бессмысленно.

– Мы все еще живы, – прошептал Бетч.

Его голос дрожал и срывался. Он посмотрел на кровь и почернелое мясо на месте моего лица, но, похоже, не увидел, в какую развалину меня превратили драджи. Бедолага искал повод хоть для какого-то проблеска надежды.

Я ему повода не дал. Мы очутились в кошмаре, и чем дальше, тем будет хуже.

– Не одни мы, – заметил я.

К нам медленно брел жутко обожженный «малыш». Обрубок его хвоста еще дымился. Кожа местами обуглилась, местами стала кроваво-красной и сочилась сукровицей. Кисть и предплечье отгорели целиком, нога обгорела так, что отвалились сгоревшие мышцы и виднелась кость. Тварь не могла закрыть пасть, один глаз вытек, но оставшийся глядел на нас. «Малыши» – чемпионы ненависти, а этот чуть не плавился от нее.

Даже драджи старались держаться подальше от ковыляющего к нам чудовища.

– О мать твою, – завидев монстра, выдохнул Бетч, – о духи святые, о мать твою…

«Малыш» встал перед нами. Любое смертное существо давно бы скончалось от настолько страшных увечий. А чудовище стояло – с животом, рассеченным своей же отраженной магией, полусожженное, разрубленное, но, тем не менее, казавшееся страшней прежнего.

Вот же дерьмо. Ну почему меня не стукнули по голове малость сильней, а? Я б валялся себе без памяти и не видел бы этого урода. Не видел бы того, что он собирается со мной учинить.

Драдж-«малыш» остановился в нескольких футах и уставился на нас. Он с трудом держался на ногах, дрожал.

– Не сомневайтесь, впереди у вас только страдания, – выговорил он на дорте, закашлялся и упал на колени.

Никто из драджей не поспешил ему на помощь.

– Офицеры есть? – спросил «малыш».

Тяжело раненного кавалериста слишком сильно била дрожь, он не мог говорить. Я чуть не корчился от страха, но мое распухшее лицо вряд ли выдавало панику. От любого движения в голове стреляло болью. Я прикрыл глаза и расслабился.

«Малыш» снова закашлялся, с обожженных губ поползла смешанная с кровью слюна.

– Если сами не хотите говорить, ответит ваша память, – прохрипел он.

Раненный кавалерист заплакал, забормотал. Наверное, умолял о пощаде. Сдался. Или свихнулся. Лучше, если бы свихнулся. Тяжело и представить, как «малыш» воздаст нам за сотворенное с ним. Наверняка медленно и со вкусом. И с большим опытом.

Появился драдж в вычурных доспехах, с золотыми висюльками и драгоценными камнями в ушах. Наверное, большой командир. Он сердито говорил с «малышом», размахивал руками. «Малыш» огрызался. Командир по очереди показывал на нас пальцем, щелкал, жужжал и, похоже, не боялся «малыша».

К счастью, командир устал махать руками, заговорил медленней, и я смог кое-что разобрать. Командир хотел, чтобы колдун прямо сейчас залез в наши мысли. «Малыш» говорил, что чуть поддерживает в себе жизнь и ему нужно отдохнуть прежде, чем запускать в нас психочервей. Но командир настаивал. «Малыш» смерил нас взглядом, нехорошо посмотрел на кавалериста. Тот потерял сознание.

– Я обыщу этого, пока он не скончался, – объявил колдун. – Может, он сведущий и знает о новом короле.

– Мать вашу, не трогайте его, – просипел я.

Губы и язык не слушались, слова не хотели лезть наружу. На меня не обратили внимания.

Вышли психочерви. Раненый «дрань» резко вздернулся, сел, будто ему загнали длинный штырь в хребет, тряхнул головой и широко открыл глаза. Очень широко. А потом из них и из носа потекла кровь. Кавалерист поперхнулся, задрожали плечи, и кровь потоком хлынула изо рта, закапала из ушей.

– Сохрани нас Светлая леди, – глядя на умирающего, прошептал пораженный Бетч.

Он трясся от страха, но не мог отвернуться, завороженный ужасом происходящего.

Тело раненого не выдержало присутствия «малыша» в мозгу. Кавалерист продолжал сидеть с открытыми глазами, но от него, тем не менее, остался только труп. Но со смертью допрос не окончился. Жизнь покинула тело, но мозг еще не начал распадаться, и «малыш» вволю копался в памяти, будто бродячая лиса в куче мусора.

Прошло несколько минут, и наконец тело обмякло, превратилось в бессильный мертвый мешок с костями. «Малыш» покачнулся, оперся рукой о землю. Снова никто не пошевелил и пальцем, чтобы помочь ему.

– Он был никем. Его командир – искалеченная женщина, он не из тех, – прошипел «малыш».

– Он вражеский солдат, – возразил командир. – Значит, стоило проверить.

– Проверять всех рядовых? – буркнул «малыш». – Хорошо, эту парочку я проверю завтра, но теперь я должен восстановиться. Мне нужны жизни.

Командир уставился в уцелевший глаз «малыша». Глаз казался несуразно большим на обожженном, изуродованном лице.