Знахарь

– Слушай, я больше не выдержу. Лучше помереть, чем так жить. Я покончу с собой. Так уж мне на роду написано.

– Не болтай глупости, – спокойно отозвался Косиба. – У людей разные несчастья случаются, а они все-таки продолжают жить…

– Жить? Зачем?.. Чего ради я должен валяться тут, как колода, и гнить?..

– Зачем же гнить?..

– А какой с меня прок? Ни себе ни людям. Так и будет всю жизнь. Лежу я тут и все время об одном думаю. И додумался: нет у меня другого выхода.

– Брось ты эти дурные мысли, – буркнул Антоний, скрывая волнение. – Ты еще слишком молод.

– И что мне с этой молодости! Какая у меня молодость, если не могу на ноги встать, сам ходить не могу. Был бы старым, тогда уж ладно… А все кара Божья за грех отца! Почему я должен за него страдать? Мне-то за что? Разве это я у дядьки его долю отобрал?.. Не я! Не я! Это все отец. Почему ж мне калекой быть в наказание?..

Антоний опустил глаза. Он не мог смотреть на этого симпатичного парнишку, почти еще подростка, который в отчаянии оплакивал свою жизнь.

– А ты о чем-нибудь другом подумай, – не слишком убедительно посоветовал Косиба.

– Да о чем же мне думать, о чем? Я ведь как только посмотрю на свои ноги и думаю: уж лучше бы мне и не родиться вовсе… Вот, глянь!

Он сдернул одеяло и открыл ноги.

Исхудавшие, неестественно тонкие ноги были покрыты наростами и розовыми полосками шрамов, которые еще не успели побелеть и зарубцеваться.

Василь еще что-то говорил, но Косиба уже не слышал его, не различал слов. Он смотрел точно зачарованный. И чувствовал, как с ним самим происходит что-то странное. Появилось ощущение, будто он уже когда-то все это видел и зрелище это привычное и правильное. Непреодолимая сила заставила его наклониться над лежащим калекой. Он протянул руки и стал ощупывать голени и колени. Его толстые пальцы с ороговевшей кожей с безошибочным мастерством пальпировали дряблые мышцы больного и отыскивали под ними искривления неправильно сросшихся костей.

Дышал Антоний тяжело, словно делал большое усилие. Боролся с собственными мыслями, захлестнувшими его. Ну да, конечно, теперь он это понимал с необычайной ясностью. Просто вот тут кости срослись неправильно. Так быть не должно. И тут то же самое. Как же еще!

Он выпрямился и отер рукавом пот со лба. Глаза его горели, а побледнел он так, что Василь спросил:

– Что с тобой?

– Подожди, Василек, – отозвался вдруг Антоний осипшим голосом, – как давно ты упал и сломал ноги?

– Пятый месяц… Но…

– Пятый? Но кости-то тебе складывали?

– Складывали. Доктор из местечка, из Радолишек.

– И что?

– Говорил, что я выздоровею. Наложил мне на ноги дощечки и забинтовал. Я два месяца лежал, а когда он снял повязку…

– Что тогда?

– Тогда он сказал, что уже ничего не поможет. Такой, дескать, перелом, что ничего поделать нельзя.

– Нельзя?

– Ага! Отец хотел меня в самое Вильно везти, в больницу. Но доктор сказал, что это бесполезно, потому как тут и сам Господь Бог не поможет.

Антоний рассмеялся.

– Неправда.

– Как это – неправда? – дрожащим голосом спросил Василь.

– А так, неправда это. Вот! А ну, пошевели пальцами!.. Видишь… Неправда! Вот если б ты не смог пошевелить, тогда и в самом деле конец. А ступнями?

– Не могу, – скривился Василь, – больно.

– Больно?.. Так и должно болеть. Значит, все хорошо.

Сдвинув на переносице брови, Антоний, похоже, что-то обдумывал. Наконец сказал уверенно, без тени сомнений:

– Тебе надо снова сломать ноги и правильно сложить кости. Как они должны быть. И тогда ты выздоровеешь. Если б ты пальцами двигать не мог, то все было бы кончено, а так – можно.

Василь в изумлении смотрел на него.

– А ты-то откуда это знаешь?

– Откуда?.. – Антоний засомневался. – Не знаю откуда. Только это совсем не трудно. Вот, сам посмотри. Тут у тебя криво срослось и тут тоже, а на той ноге еще хуже. А здесь наверняка трещина аж до самого колена.

Он нажал и спросил:

– Больно?

– Очень больно.

– Вот видишь. И тут должно быть точно так же!..

Калека зашипел от боли под нажимом его пальца.

Антоний улыбнулся.

– Видишь!.. Тут надо взрезать кожу и мышцы. А потом молоточком… или пилочкой. И снова правильно все сложить.

Обычно спокойный и даже скорее флегматичный, Антоний теперь изменился до неузнаваемости. Он оживленно объяснял Василю, что нельзя тратить время, что надо сделать все как можно скорее.

– Доктор Павловский не согласится, – покачал головой Василь. – Он как один раз что скажет, так потом и слушать ничего не хочет. Разве что в Вильно поехать?

Он весь дрожал от волнения и надежды, которую пробудил в нем Антоний, и с тревогой вглядывался в него.

– Не надо ехать в Вильно! – сердито отрезал тот. – И никого нам не надо. Я сам! Я сам это сделаю!..

– Ты? – уже с полным недоверием воскликнул Василь.

– Ну да, я. И вот увидишь: ходить будешь, как прежде.

– А откуда ж ты такое умеешь? Это ж операция. Надо курс наук скончить, чтоб такое знать и уметь. Ты уже делал это когда-нибудь?