Знахарка

Ашан оторопело глядел на юную ворожею, силясь понять, что есть она для него. И ведь знакомы всего несколько дней, а как родные...

Его губы нашли ее - податливые, горячие, мягкие - и тут же смяли в диком, невероятно жадном поцелуе. Он всего лишь на миг задумался, что станет с ними. Но знахарка сама дала ответ.

Ее губы раскрылись, и он почувствовал, что мир - чужой и чуждый - вновь принимает его. Таким, каков он есть. Принимает безоговорочно, не вспоминая ни о проклятье степном, ни о краже в Белограде. Не как чужака - как своего. Долгожданного и близкого. Родного...

Ашан нехотя отстранился от Яры, провел большим пальцем по раскрасневшейся щеке, коротко прошептав:

- Пойдем со мной.

И она приняла его волю, вновь коснувшись его губ своими.

А мир кругом них заискрился мириадами звезд, среди которых были две самые яркие.

***

Ворожебник зорко следил, как движется работа.

Перед тем, как рыть могильный дерн, нужно убрать каменных богов, что чтились на этой земле с испокон веков. Статуи Сварога и Макоши уже унесли, а Огнедержец никак не хотел покидать святого места. Уж и рунами его обкладывали, и кровь живую лили - а старый бог все стоял на месте, за детьми своими приглядывая.

И Колдунья подойти к нему боялась. Отчего? Не говорила. Только чувствовал Ворожебник, что расплаты она страшится за содеянное.

С десяток крепких жилистых наемников, привезенных непонятно откуда главным Слугой Госпожи, тянули за крепкие веревки, только те раз за разом истончались, соскальзывая с острого камня.

- Твою ж... - Высокий бородатый мужик смачно ругнулся, сплевывая на святую землю, и Ворожебник не выдержал, послав в него проклятье. Пусть помучается, раз святость богов оскорбляет.

Бородач согнулся пополам, и на его место встал другой, нервно косившийся на Колдуна.

- Ты, - последний указал рукой на одного из рунников, - снова распори землю дощечками!

И рунник бросился исполнять приказ. Руки слышащего дрожали - сказывалось истощение, что наступает после того, как отдашь большой запас дара. Он достал из тканевой сумки заготовленные колышки, исписанные древними рунами, и стал вбивать их вокруг статуи, после чего наступил черед самого Ворожебника.

Гай собрался с силами, которых к исходу ночи оставалось немного. Воздух вокруг него загудел, заискрился. Засверкал десятками искр, что потянулись к оживленному рунами дереву. И дерево откликнулось, оживая...

Ему снова пришлось касаться каждой дощечки, шепча на ходу слова заговора. И только после того, как яркая желтая лента, созданная из светящегося воздуха, опоясала Огнедержца, наемники снова налегли на веревки.

Статуя опасно накренилась - и в следующий же миг пала к ногам ликующих мужиков.

Ворожебник про себя выругался, злясь на никчемное ворье, что топтало грязными ногами место святое. Но вовремя опомнился: ночь на исходе, а впереди много работы. И пусть это отребье не нравилось ему, но все же нужно отдать ему должное: свою работу наемники выполнили, и теперь рыжий мог оглядеться.

Старое капище, что за стенами Камнеграда, было почти разрушено. Слышащие то и дело натыкались на торчащие из-под земли изъеденные мхом поминальные камни. Кто покоился под ними: верный муж, аль девка молодая? Молодица, сгинувшая в повитушной горячке, или дитя неразумное?

Прознать было сложно. Невозможно почти.

Только для того ведь и вызвала Госпожа его. За то и цену обещала уплатить дорогую...

Гаю вспомнилось, как силу свою он будил на земле капищенской. Оттого и покорялась теперь она ему, своим признавая. Открывала тайны, позволяя заглянуть под земляное покрывало.

Мужчина провел рукой над холодной землей и закрыл глаза. Сосредоточился. Прозрел. И увидел тонкое тело, лежащее под пластом снега. Девка - незамужняя, неиспорченная. Чистая. Значит, сойдет.