А она помнила запах крови. Сырой, свежей. И вкус ее хорошо знала. Потому как только кровь живая дает колдунам силу дюжую. А с силой приходит и дар ворожбы. Да не тот, которым боги, словно бы крохами, делятся с ворожебниками. Дар мощный родится от жизни отнятой. Одна беда - живет не долго, постоянно требуя подпитки. И ритуалы с каждым разом все сложней. А Симаргл дышит в затылок, по избраннице своей тоскуя...
Да только придумала Чародейка, как дверь в Туманный Лес затворить. Оборвать связь с мужем-богом, что так щедро укрывал ее мехами ценными. Исчезнуть из мира мертвых, вновь попав к живым.
Колдунья опустилась на землю гнилую и резко потянула носом смрадный воздух. Кости ее девичьи еще не сотлели, а, значит, дорога в Лес Симаргла все еще открыта.
И она указала пальцем на камень поминальный, под которым лежало тело юное, ею оставленное. А потом отошла в сторонку, ожидая, пока Ворожебник отопрет землю кладбищенскую, да разложит огонь святой, что поглотит кости девичьи.
За тем - печать кровавая, чтоб успокоить погост.
И Колдунья снова обернулась в меха лисьи, торопясь в покои каменные. А позади нее зияла голодная пасть могилы, когда-то бывшей ее пристанищем.
Последняя связь с Туманным Лесом оборвалась, и теперь гадюшница, что жила в теле юном, была связана с ним навсегда. Словно бы рожденная девкой этой.
А когда под
И Ворожебник кивнул, понимая, что заставить силу уснуть могло только одно - смерть.
Глава 3.
Зарина не помнила, сколько годин прошло с тех пор, как присела она у лавки отца.
Тот горел. Полыхал, словно бы объятый огнем. И чуяла девка, что плоть батьки стянуло гудящим пламенем, съедавшим того с каждым оборотом часу.
Примочки с целебной, что дала Крайя, менялись уже трижды. И раз за разом, отнимая от нарыва влажную холстину, Зара чуяла, что в них, струпьях этих, словно бы разворачивается неведомая мощь. Пульсирующая и вбирающая зимы кровника.
Девка нутром осязала: та готова прорваться. Да только коль извергнется наружу - то и ее с маткой не станет.
Зарина не желала слушать старую знахарку, что, дескать, сила в ней теплится. И что, коль в роду были шептуны, то пробудиться дар может в ком угодно. Да и Богослав, узнав про такое, тут же спровадит ее на костер. А там, гляди, и она займется пламенем. Как отец ее.
Сгорят разом. А за ними - мамка, горя не снеся.
Только и выбора у нее не осталось.
А потому опустилась Зарина у изголовья лавки. Провела по слипшимся волосам старика и зашептала.
Что сказывала - не помнила. Поначалу говорить с отцом пыталась. Просила, чтоб отогнал он хворь эту от себя. Про мамку напоминала. Про годы их молодые, ружовым колером окрашенные. О себе сказывала, о любви дочерней. Да не заметила, как
Как поняла? А и не поняла поначалу. Только расслышала другой, едва слышный говор. Женский. Размеренный. И от него, сказа этого, на душе становилось светло. Теплело словно бы.
И Зара стала повторять - проводить слово живое.
Не знала будто бы наречия, что рвалось с иссохшихся губ. Только чуяла, что от них, слов этих, батьке становилось легче дышать. Да мощь, сидевшая в струпьях, приутихла, обиженно заныв от бессилья. А вокруг антрацитовых пузырей засиял белесоватый огонек, оградив ворожбу от силы темной. Засиял и погас.
И Зара очнулась.
Метнулась в горницу, пытаясь разглядеть в сизом зеркале тонкой тарелки свое лицо. Горит. И щеки горячие пурпуром в серебре. Лоб в испарине, и глаза - что у зверины - дикие. Только губы полоской тонкой, волосом льняным.
Руки задрожали от нахлынувшего страха, но тут раздался тяжелый стук в дверь. И Зарина остановилась. Уж не прознал ли храмовник об ее лиходействе?
Зара кинулась к двери, и, открыв ту, резко остановилась.
Перед ней стоял Свят.
Темный, что стального колеру тучи, несущие грозу с края Моря Северного Ветра. И глаза его казались дикими от горя.
- Свят? - Зара отступила на шаг, не ожидая увидеть друга, да так и замерла на пороге: - Случилось чего?
Дурное чувство сковало нутро. А уже спустя минуту, когда старостин сын заговорил, Заринка поняла: не напрасно.
- Мор, - выдохнул Свят. - Нежег горит, струпьями покрываясь. Да отец занемог. Матка вся извелась, дожидаясь вестей от воеводы. Говорят, в селе каждая вторая хата полыхает Хворью Морной. И сил Крайи не хватает на всех, да в соседнем селе Улада, старая знахарка, померла. В такой-то час...
И он устало остановился, в упор глядя на Зарину:
- Крайя говорит, снадобье у тебя есть с запасом. Дай склянку для малого, она нового сготовит. Дотянуть бы ему до приезда лекарей именитых, с самого Камнеграда воеводой выписанных...