Знахарка

- Одни, господин, прибыли. Воевода, с десяток стражников, да девка.

- Девка?

- Да, господин. Я ж сам не видал ее, в плащ она замотанной прибыла. Да только точно девка.

- Зови, - приказал Элбарс. И направился широким шагом в Белый Зал.

В палатах было душно. И сквозняки, что тут гуляли по углам, нынче попрятались, притаились. И все отчетливее пахло медуницей.

Сладко, приторно...

И надо бы от себя отогнать эту мысль, а она, что шальная, лезет в голову. Навязывается. Заполняет собою пространство.

Откуда медуница? Иль бабы дурные развесили сушеную с лета траву, чтоб запах гари выветрить? Нужно приказать, чтоб к ночи убрали все, иначе ему, Элбарсу, не выжить.

А перед ним - воевода статный. И не заметил воин, как миновал бело-красный узор плит Тронного Зала.

Дивно.

Воевода склонил голову перед степняком. Почет проявил, да скрыл ненависть в серых глазах. За ним склонились и воины, что стояли по обе стороны владыки. Безоружные. Покорные воле первого сына Хана.

Сундуки стояли тут же. Два из них, размером с голову гнедого жеребца, сверкали разноцветным каменьем: лаловым, изумрудным да перловым. Два побольше - соболями снаряжены. И один, массивный, - алтынами.

А девка...

Та лишь поклонилась учтиво, да потянула за веревку накидки меховой, что науз у шеи тонкой держала.

Элбарс видел, как узел поддается силе точеных пальчиков. И как полы плаща распахиваются. Видел тонкий стан девицы, облаченный в платье драгоценное.

И волосы.

Огненные. Искрящиеся.

Словно бы короной обрамляющие белоснежный лик.

И так хороша показалась ему девица, что не слышал он больше ни голосов слуг, ни рассказа воеводы. Не видал нечего вокруг помимо ее, чаровницы.

Драгоценнейшим сокровищем показалась она Элбарсу, затмив что свет камней, что мягкость шкур.

Воин подошел к девице, что так робко взирала на него, и протянул ей ладонь. Раскрытую. И та вложила в нее тонкие пальчики. Дрожащие, трепетные. Прохладные.

- Как звать тебя? - Слова давались Элбарсу с трудом. А он уж и не помнил, чтоб чувствовал себя подле девки так... несмело. Осторожно. Будто бы боясь что напугать ее, что обидеть словом нечаянным.

И невеста его, Нарима нежная, вдруг показалась воину несуразной, грубой подле этой лесной девы.

- Пламена, - девица позволила себе на миг задержаться взглядом на желтом лице степняка. Алые губы тронула легкая боязливая улыбка. И щеки опалил румянец малиновый.

Девица была чиста, что первый снег. Невинна. Свежа.

И свежесть эта манила, равно как и запах медуницы, что шел от нее.

Сладкий? Да. Вот только нынче он не казался навязчивым.

Напротив. От нее, этой светлой девы, Элбарс не мог отойти. Все в ней нравилось, все было хорошо. Желанно.

Пламена снова улыбнулась. На этот раз чуть более уверенно. И задержала ладонь в ладони.

А там сели за стол. И не воеводу сын Хана усадил по правую руку от себя, но деву дивную.

Элбарс глянул на стол, средь которого - все больше яства простые, и устыдился. Не мясом же простым, телячьим, деву пригожую потчевать. Она, глядишь, и не едала такого, все больше фруктами сочными потчуясь.

И Тигр-хан раздраженно машет стольным: дескать, доставайте из запасов вина игристые да плоды свежие. Рыбу несите, с красным мясом чтоб, да другие диковинки, которые в белых палатах припрятаны...

И стольные суетились, степняка страшась.

А тот потчевал гостью кушаньем, смущаясь тем, что яство это подавалось простым, недостойным такой красы. Слушал речи нежные, шепотом сладким навеваемые.

Покорялся.

Что просила дева? Не идти на Камнеград? Так не зверь же Элбарс, чтоб лишать Пламену-солнце земли родной, чтоб гноить в саже да гари ее батьку с маткой.

Что Хан? Хан послушает его. А коль не так - Элбарс и свою волю имеет. И на прочность она не хуже той, что у старого лиса ведется.

Не верит Пламена ему? Говорит, что от воина Степи правды не дождаться? Так он готов доказать ей верность слова. Кличет громко посыльного, да приказывает писчему ответ готовить на волчьей коже.

"Элбарс-хан, ныне властитель Белограда, зовет этот город своим. Защищать его станет от набегов степняка. Кровью своей и войска верного".

И отправляется к Хану навстречу гонец, ответ Элбарса в руках которого сулит ему погибель. Но думает ли степняк о жертве? Верно, нет, потому как решил для себя: слово, данное девице, нужно сберечь. Исполнить.

И почему-то забылись ему другие слова, данные степнячке-Нариме. Луноликой деве, что лишь тень его солнца-Пламены.

***

Колдунья кружилась.

В танце томном, где каждый изгиб - обещание. Касание - ласка.

Движения-стоны, улыбки-поцелуи.

Она, пламенная дева, была легка. Воздушна. Желанна.

Колдунья чувствовала жажду круглолицего степняка, Тигром прозванного. Распаляла, пестуя полоской нежной кожи, внезапно оголившейся у самой груди.

Степняк закрывал глаза. И в эти мгновения был похож не на воина - на младенца. Умиротворен, спокоен. И по телу его словно бы разлито блаженство.

А Пламена щедро делилась им. Дарила поцелуи, ласкалась.