А затем он заплакал. Положил голову мне на шею и плакал.
Важно повторить, что я писала «The Lost Story» из лучших побуждений. Я хотела воздать должное мастерству Артура рассказывать истории. Пожалуй, подсознательно я желала сделать ему подарок. Конечно, я не забыла его слова: никто и никогда не услышит эту историю. Она только его. Я думала, это всего лишь фигура речи, выражение скромности, думала, что встреча с собственным рассказом на бумаге станет для него радостным триумфом – не в последнюю очередь принимая во внимание большую читательскую аудиторию.
Моя убежденность зиждилась на том, что он рассказал мне в самом начале наших отношений, в день, когда мы сидели на диване в его гостиной и потешались над некоторыми записями в его черной записной книжке.
– Что делает повествование хорошим? – полюбопытствовала я, возясь с пуговицами его рубашки.
В ответ он рассказал историю.
В стародавние времена один король посулил большую награду тому писателю, который за год сможет написать лучший рассказ – он был предназначен в подарок принцессе в день ее совершеннолетия. Прослышав об этом обещании, молодой неизвестный автор посетил самую многолюдную таверну в портовом городе королевства и в последующие дни рассказал дюжину самых лучших историй, какие были у него в голове, как можно большему количеству людей. Затем он каждый вечер спускался в гавань, только чтобы усесться за стол в таверне и слушать. Через три месяца он наконец услышал, как один моряк рассказывает одну из двенадцати его историй группе моряков с другого судна, и автор поторопился ее записать; он тотчас понял, что история стала лучше. Прошло еще полгода, и вот он снова услышал одну из своих двенадцати историй за столом таверны; посетивший город судья рассказывал ее группе молодых юристов. Новая версия, вне всяких сомнений, пленяла слушателей несравнимо больше оригинала; счастливый автор поспешил домой и изложил ее на бумаге. В последовавшие месяцы он больше не слышал, как пересказывают его истории, и заключил, что те слишком плохи и потому у них нет права на жизнь. Но однажды поздним вечером, пока волны пеной разбивались о берег, в портовой таверне он услышал третий из своих двенадцати рассказов. С загадочным выражением лица, понизив голос, восточный торговец пересказывал его паре местных купцов. Автор понял, что теперь история стала до неузнаваемости хорошей – он едва узнал ее сам. Как будто на нее нанесли новые мазки лака, вернули ему незаконченную работу со множеством новых прозрачных слоев, и теперь она – настоящий шедевр. На следующий день он записал ее своим самым красивым почерком и передал придворным. Когда год подошел к концу, автора пригласили во дворец и щедро наградили; король объявил, что счастлив преподнести принцессе такую сказочно хорошую историю в ее день рождения.
– Хорошую повесть будут без конца пересказывать, и в один прекрасный день она вернется к тебе, сделавшись еще лучше, – сказал Артур.
– Какой была та история? – спросила я.
Я расстегнула все пуговицы рубашки и ощущала тепло его груди на ладони.
– Не знаю, – сказал Артур. – Но именно такую историю я всегда и ищу.
Но сейчас, когда он сам это пережил, встречу с одной из собственных историй, изложенной в книге, превознесенной армадой читателей – я ни слова ни сказала о том, что все дело в моей гарнитуре, – он опечалился. Прижался ко мне и заплакал. Я взяла его голову в руки и внимательно на него посмотрела, но он не открывал глаз. Из-под закрытых век текли слезы. Я попыталась осушить их поцелуем, но он увернулся.
– Отдавай ключ, – сказал он таким тоном, как будто речь шла о большем, чем просто ключ от двери.
Я отдала. Мы прощались почти как враги. Я ничего не понимала. Я думала, он будет рад, горд. А теперь он выглядел болезненным. Разбитым.
– Ты мое голое тело опубликовала, выставила на обозрение всему свету, – сказал он, избегая моего взгляда, поднялся и оставил меня на скамейке.
Я так и осталась сидеть и смотреть ему в спину, удаляющуюся по тропинке, пока рыжие кленовые листья, ищущие ладони, парили мимо, не находя его. Я подумала о буддизме. О кропотливо сложенных из песка мандалах, которые исчезают за считаные секунды.
Непредсказуемость любви.
Может, мне стоило быть к этому готовой? Я давно подозревала, что он был не тем, кем я его считала, надеялась. Что я упростила его, так непростительно и мерзко. Что, возможно, я всего-навсего придумала его сильные стороны – полноценные, сообразные с моими знаками.
Больше всего о человеке всегда говорит его слабость.