Знаки любви

Никто не писал о шрифте. Впрочем, я этого и не ждала. Хороший шрифт читатель не замечает. Шрифты наивысшего класса не видны глазу. Только я знала тайну, которой роман обязан своим успехом. Только я понимала, почему многие употребляли одно и то же прилагательное, когда хотели его описать: гипнотический.

Издательство уже выплатило мне значительную сумму в качестве аванса, и я знала, что скоро на мой счет в Джерси поступит еще больше денег. Меня это не волновало. У меня всегда их было достаточно. Деньги ничего для меня не значат. Я планировала основать фонд, но откладывала решение организационных вопросов на потом. А может, я уже тогда подозревала, что деньги могут пригодиться мне самой?

В конце августа бесконечный дождь прекратился и началось бабье лето. Казалось, Осло резко перенесся в более южные широты. Я никогда не видела, чтобы трава отливала такой почти неестественной зеленью. Она напоминала зеленый цвет после удара молнии в детстве. Хотя в эти недели я проводила с Артуром много времени, я молчала о книге. Я хотела его удивить. Он не читал английскую прессу, но я знала, надеялась, что он узнает об этом окольным путем, сможет насладиться той необычной хвалой, которую я ему воздаю. Я думала о дедушкиных символах любви: пересечь континент. Она, моя книга, была знаком любви. Знаком, ведущим к целому новому континенту.

А пока мне было достаточно моей новой повседневности, повседневности, которая частенько начиналась с завтрака в квартире Артура, когда он возвращался из пекарни с каким-нибудь божественно вкусным хлебом, названным в честь какой-нибудь занимательной истории, о которой я никогда ничего не слышала и которую не читала. За завтраком следовали часы на матрасе в его спальне, где восторженные разговоры, сон, музыка, занятия любовью перетекали друг в друга. Я обвивала его руками, будто хотела как можно теснее приблизиться ко всем тайным следам на его теле. Мне было ни к чему их истолковывать, я хотела просто проживать их, лежать рядом с ними. Его кожа, письмо, которое было жизнью.

Так проходили недели. За редкой красоты сентябрем последовал еще более упоительный октябрь, наполненный бодрящим прохладным воздухом и кронами деревьев, которые наглядно демонстрировали, какое великое множество оттенков цвета существует на шкале между желтым и красным.

Мы встретились в небольшом парке в нашем районе. Это был такой осенний день, в какие хочется глубоко втягивать воздух легкими, стоит только выйти на улицу. Я шла к нему под кронами вязов и каштанов, роняющих листву. Подумалось, что, в сущности, человек редко замечает, как падают листья, но сейчас я ясно видела каждый. Они проплывали по воздуху мимо меня, как бумажные самолетики, которые мы мастерили с дедушкой.

Его густые жгуче-черные волосы стояли торчком. Как будто его ударило молнией, улыбнулась я про себя. Лицо казалось бледным, обычный золотистый отблеск кожи исчез. Мы заняли скамейку посередине парка, у фонтана. В нем вдруг не оказалось воды. Может, дело во времени года, но холода еще не наступили; я не видела причин перекрывать воду так рано.

Я рассказала, что встречалась с риелтором. Мы ходили смотреть помещение, я решила открыть свое дело. Он ничего не ответил. На другой стороне фонтана высился огромный клен с покрасневшими листьями, за которыми мелькало закатное солнце. Стая голубей вдруг взмыла в небо с верхних ветвей; они сначала припали к земле, как пикирующие бомбардировщики, затем снова собрались в стаю несколькими взмахами выше. Я проследила глазами, как, описав широкую дугу, они садятся на крышу одного из домов по другую сторону парка.

– Помнишь историю, которую ты рассказывал, «Птичий парламент»[99], – спросила я. – Они улетели так далеко, чтобы найти ответ, а нашли только самих себя?

Равнодушный, он сидел молча. Не просто подавленный. Скорее скорбный. Мне не удалось вытянуть из него ни слова. Он отчаянно, без остановки, теребил свой перстень, как будто чего-то хотел – и все без толку. Я спросила шутя, не собирается ли он вскоре печь хлеб по имени «Король Артур». Он оставил и этот вопрос без ответа. Лицо выражало страдание. Я еще никогда его таким не видела. Затем он достал из сумки книгу. «The Lost Story», С. Атлас.

– Это ты? – спросил он.

Я кивнула, гордая. Сердце забилось быстрее. Я спросила, где он ее раздобыл.

Он назвал магазин, где был отдел англоязычной литературы. Я знала, что он всегда находится в поиске материала для новых рассказов, и заголовок книги не мог не привлечь его внимания.

Его лицо исказила гримаса. Два красных кленовых листа приземлились ему на колени. Две ладони. Целый маленький рассказ. Он их даже не заметил.

– Это была моя история, – сказал он. – Наша история. Только наша.

Произошло нечто странное. У меня на глазах с ним случился коллапс, он весь сложился прямо на лавке рядом со мной. Ему явно стало трудно дышать. Округлившиеся глаза смотрели невидящим взглядом. Ему хотелось что-то сказать, но до меня не доносилось ни слова, хотя его губы смыкались и размыкались.