Знаки любви

– Хотите верьте, хотите нет, – сказал мой учитель, серьезно глядя на меня, – но существует книжный шрифт, который лучше любого из нынешних. И у меня есть доказательство.

Он указал на небольшой сундук, который находился в глубине комнаты, в полумраке.

– Мое утверждение к тому же не лишено логики. Если поразмыслить, как письмо, алфавиты развились из иероглифов и клинописи, то стоило бы понять, что через тысячу лет письмо будет выглядеть иначе, чем в наши дни. И здесь, в этой рукописи, которая случайно попала мне в руки, заложен ключ к великим возможностям.

Одетый во все белое и старомодно галантный, Ханс-Георг Скай внезапно напомнил мне дедушкиного рыцаря – Баярда – которого прославили военные подвиги именно в Италии. Глаза моего собеседника полыхнули еще ярче. И я впервые увидела в них намек на страх. Он нервно перебирал лежащие на столе между нами свинцовые литеры и рассказал, что после последнего посещения Венеции неоднократно чувствовал за собой слежку. К моему удивлению, он начал беспокойно оглядываться и коситься на окно, будто поделившись лишь малой толикой всей истории, уже подверг нас опасности. Он наклонился ко мне и понизил голос.

– Мало того, – сказал он, – могу поклясться, что кто-то пытался толкнуть меня под поезд в метро.

Решительно отпив из стакана и как будто посоветовавшись с луной, он заявил, что однажды в него стреляли; проходя через парк Вигеланна как-то вечером, он слышал, как просвистела пуля – оружие, видимо, было с глушителем.

– Но кто? – спросила я.

Он вскинул ладони вверх. Мол, меньше знаю, крепче сплю.

Я только улыбнулась. Подумала, да он параноик. Так вот почему он всегда говорит шепотом. Кстати, в первом семестре в академии он дал нам престранное задание. Он раздал присутствующим «письма от террористов», где все буквы были вырезаны из журналов и газет, и попросил нас идентифицировать шрифты.

Когда я собиралась уходить, мне показалось, что он вот-вот меня обнимет и нам обоим сделается неловко; но стоило мне представить, как он сейчас раскинет руки и обовьет меня, он вытянул ладонь вперед для вежливого прощания. Прощания ли? Мне больше показалось, что он меня благословил; заверил в том, что вопреки всем сомнениям моя чрезмерная восприимчивость к письму – не болезнь. Не проклятие. Впрочем, не знаю. Я отнюдь не уверена.

* * *

Во Франции в пятидесятые годы в окрестностях Венсенского леса орудовал насильник, и полиции не удавалось его поймать. Этот преступник, Пьер Папин, был сотрудником зоопарка. Однажды ночью, когда он напал на девушку и заткнул ей рот кляпом, ему захотелось, чтобы за его злодеянием кто-нибудь наблюдал. Потащив девушку за собой в зоосад и заведя ее в вольер к обезьянам, он надругался над несчастной, а затем заколол ее перед клеткой шимпанзе. На следующий же день его арестовали сотрудники полиции, которые нашли орудие убийства у него в подполе. Оказалось, хоть Пьер Папин и отказывался в это верить, что одна из шимпанзе написала кровью девушки РР на полу вольера.

Я должна была навестить Ханса-Георга Ская в третий раз, зимой, но так и не успела этого сделать. Уже издали я увидела, что его дом охвачен огнем. Я и раньше об этом думала – особенно когда он поджигал свои сигариллы золотой зажигалкой: крошечная искра, и пафф! – вся эта развалюшка вспыхнет как спичка. Как сейчас. Подлинная иллюминация. Поскальзываясь, я ринулась к полыхающему дому у реки и добралась туда за несколько минут до приезда пожарных. Ханс-Георг Скай лежал на спине в снегу. Он стонал от боли, но я увидела, что он машет рукой, подзывая меня. Он сильно обгорел, до неузнаваемости. От белого костюма остались черные ошметки ткани. Огонь отражался в четырехугольных стеклах очков, которые все еще сидели на носу. Я сняла перчатки и дотронулась пальцами до его лица. Я не знала, что мне делать с человеком с такими ожогами, но первая помощь его и не интересовала; он что-то шептал, еще тише обычного; он приказал мне бежать внутрь и уберечь сундук.