Знакомство с Библией

По окончании Прощальной Беседы, скорее всего, уже на пути в Гефсиманский сад, Иисус произнес торжественную молитву к Богу Отцу, которую богословы обычно называют первосвященнической, поскольку в ней Христос молился как Великий Архиерей, Сам Себя приносящий в жертву ради спасения мира. «Отче! Пришел час: прославь Сына Твоего, и Сын Твой прославит Тебя» (Иоанн, 17:1). В этой молитве Христос просил даровать Ему как Богочеловеку Божественную славу, а также молился о том, чтобы Бог Отец охранил апостолов от зла и освятил их словом Божественной истины: «Освяти их истиною Твоею» (Иоанн, 17:17), т. е. наделил их благодатными дарами для проповеди христианства. Как бы созерцая Свою Церковь в ее Небесной славе, Христос молился о том, чтобы любовь Божия неразлучно пребывала со всеми верующими. «Отче праведный! И мир Тебя не познал; а Я познал Тебя, и сии познали, что Ты послал Меня; и Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которую Ты возлюбил Меня, в них будет; и Я в них» (Иоанн, 17:25–26).

Закончив первосвященническую молитву и перейдя через обмелевшее устье реки Кедрон, Иисус Христос поднялся на Елеонскую гору и вошел в Гефсиманский сад, куда Он, по-видимому, и раньше приходил, чтобы побеседовать с учениками. Здесь Он, отдалившись немного от учеников, которые заснули от усталости, начал молиться: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты» (Матфей, 26:39). Эта молитва, по рассказу евангелиста Луки, была столь напряженной и усердной, что «был пот Его, как капли крови, падающие на землю» (Лука, 22:44).

В чем смысл этой знаменитой молитвы о чаше, к которой потом столько раз обращались художники и поэты. Вспомним хотя бы строки из «Гамлета» Пастернака:

На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.

Что так мучило Христа, сказавшего ученикам: «Душа Моя скорбит смертельно» (Матфей, 26:38)?

Евангелия не дают прямого ответа на этот вопрос, толкователи же высказывают целый ряд предположений. Вот одно из них. Из Ветхого Завета мы помним, что смерть вошла в мир как следствие греха, Богочеловек же Христос, совместивший в Себе Божественную и человеческую природу, был безгрешен. Смерть для Него – явление не естественное, как для всякого обычного человека, но противоестественное, и потому чистая и безгрешная природа Христа скорбела и тосковала при виде смерти.

Есть и другое объяснение. Идя на добровольную смерть, Христос намеренно брал на Себя все грехи мира – то, что мир должен был претерпеть за грехи, теперь сосредоточилось на Нем одном, и именно это вызвало Его скорбь. Кроме того, дьявол, как мы помним, отступивший от Христа «до времени», теперь мог опять приступить к Нему, пытаясь, хотя и безуспешно, отклонить Его от крестной жертвы. И, наконец, скорбь Христа могла быть вызвана сознанием человеческой ожесточенности и неблагодарности Богу. Возможно также, что все эти причины действовали вместе.

Во всяком случае, ни один из толкователей не считает свое мнение окончательным, тем более что даже ближайшие ученики Петр, Иаков и Иоанн в тот момент оставили Христа наедине с Самим Собой и слышали лишь отдельные слова этой молитвы. Ясно лишь одно, что в конце ее Христос нашел в Себе силы и мужество принять грядущую смерть: «Впрочем не Моя воля, но Твоя да будет» (Лука, 22:42).

Иуда, наверное, знал, где нужно искать Христа. По рассказу евангелиста Иоанна, Иуда привел в Гефсиманский сад, чтобы арестовать Иисуса, целую спиру, или когорту, т. е. часть легиона римских воинов, состоящую примерно из тысячи человек вместе со служителями первосвященника. Они, по-видимому, ожидали серьезного сопротивления. О таком сопротивлении рассказал иудейский историк Иосиф Флавий, заметив, что тогда погибло множество народа. Но евангелисты умалчивают об этом. Согласно их версии, Иуда спокойно подошел к Учителю и поцеловал Его, показав страже, кого нужно взять. «Иуда! Целованием ли предаешь Сына Человеческого?» (Лука, 22:48), – спросил его Иисус. В ту эпоху поцелуй был знаком приветствия, чем-то вроде современного рукопожатия, и ученик обычно приветствовал учителя, кладя ему руки на плечи и целуя в щеку. Но выражение «поцелуй Иуды» с самого начала, сразу же стало синонимом самого низкого предательства.