В связи с восприятием людьми Библейского повествования Кант имеет некоторые замечания общего характера. Одним из таких замечаний является тот факт, что мы выказываем наказуемую степень морального неверия, если мы не предполагаем достаточной власти заповедям долга, изначально начертанным в наших сердцах разумом, если они не подтверждены в своей истинности через чудеса: «В не уверуете, пока не увидите знаков и чудес». (Religion 99) Вполне возможно, что личность учителя одной истинной религии, значимой для всех миров, есть таинство; что его появление на Земле, как и его удаление с неё, его жизнь, полная событий, и его страдания есть не что иное как таинство, – истинно, что сама история, долженствующая свидетельствовать в отношении этих таинств, сама есть таинство, или сверх-естественное откровение, как его называет Кант. Нам следует оставить доказательство этих таинств раз и навсегда непотревоженным, считает Кант. (Religion 100) Что понимается под словом «таинство»? – задаётся вопросом философ и предлагает определение таинства. Таинство может быть сформулировано как события в мире, причины и последствия которых совершенно скрыты от нас и которые должны оставаться таковыми. Мы можем думать о божественных или демонических таинствах. В отношении божественных таинств, разум может иметь, тем не менее, негативный критерий в своём распоряжении, замечает Кант, а именно, что если что-то представлено как заповеданное Богом или как прямая манифестация Бога, но что, однако, противоречит морали, то это не может быть божественным таинством, хотя и имеет любую видимость как таковое. В отношении же демонических таинств, даже этот критерий невозможно использовать, а если мы в этом случае используем положительный критерий, – даже если таинство поощряет к добрым поступкам, которые мы узнаём как обязательные и без таинства, – даже тогда мы можем ошибаться в нашем суждении: злой дух часто представляется как ангел света, предостерегает немецкий философ. (Religion 102) Никто не может иметь так много самонадеянности в своём понимании, чтобы с уверенностью утверждать, что, например, самые восхитительные особи растительного и животного царств сохраняются, что каждую весну новое поколение вновь выказывает свою оригинальность без вырождения, со всеми внутренними механизмами превосходства, и даже (как это есть в растительном царстве) со всей деликатной красотой цвета, без того, чтобы силы неорганической природы, обычно такие разрушающие осенью и зимой, могли причинить вред семени, – то есть, как нормальное следствие природной закономерности – и в то же время понимать, что, может быть, прямое вмешательство Создателя необходимо каждый раз, заканчивает свои рассуждения Кант. (Religion 103)
Борьба, в которой каждый человек морально доброй предрасположенности должен принять участие под руководством принципа добра против атак принципа зла, может принести ему в качестве победы свободу от власти зла. Вместе с тем Кант предостерегает читателя, что человек и после своей победы продолжает оставаться беззащитным от нападений принципа зла; и, принимая во внимание его свободу, которая постоянно под угрозой, он должен быть всегда во всеоружии. Если он обратит внимание на те причины, которые привели его к такой опасной ситуации и оставляют его в этой ситуации, он с лёгкостью может убедить себя, что эти причины лежат не в нём самом или его изначальной природе, как если бы он существовал в изоляции, но, скорее, эти причины коренятся в людях, с которым он состоит в отношениях или с кем он ассоциирует себя, замечает философ. Он беден (или считает себя таковым) только в той мере, что он страшится, что другие люди будут считать его бедным и презирать его за это. Зависть, зависимость от власти, корыстолюбие и зловредные наклонности, связанные с ними, обрушиваются на его природу, которая сама по себе нетребовательна, когда он не находится среди других людей. Достаточно того, что они присутствуют, что они окружают его, что они человеческие существа, что они взаимно разлагают моральную предрасположенность друг друга и делают друг друга злыми, объясняет Кант. (Religion 106)