Знакомство с таинством православной Троицы Владимира Лосского

Аблес также наблюдает у Лосского тенденцию проводить аналогию между Персонами Троицы и человеческими персонами без «объяснения, насколько человеческие персоны вообще похожи на Божественных Персон», хотя это наблюдение может быть оспорено, если прочесть «По образу и подобию…» Лосского, где он делает ясное разграничение между Божественными Персонами и человеческими персонами как различными по своей природе. Если Барт использовал доктрину Троицы для того, чтобы придать больше жизни и силы своей собственной доктрине Откровения, и если концепция Ранера явилась переосмыслением доктрины Троицы в соответствии с его доктриной Благодати, то Лосский формулирует свою богословскую систему основываясь на наследии греческих патриархов и классического православного богословия с тем, чтобы сделать её понятной и для не-православных теологов. По мнению Аблеса, все они предпринимают героические попытки приблизиться к пониманию спасения, будь это христология, Благодать, или теозис. Эти рассуждения должны непременно привести читателя ближе к цели данной книги: проникнуть в таинство Троицы, ведь все три теолога толкуют доктрину Троицы с различных перспектив, что создаёт возможность многостороннего взгляда на проблему Троицы. Фигура Владимира Лосского на фоне развития догмата Троицы на Западе видится со всей отчётливостью и контрастом, если принять во внимание его активную деятельность на поприще экуменического движения, пролагающего первые шаги по направлению к единению и пониманию между христианами различных церквей. Другой неоспоримой заслугой Владимира Лосского является представление православной богословской мысли западному читателю и ознакомление западных теологов с наследием греческих патриархов ранней церкви, которым западная теология пренебрегала долгое время. Неоспорим также тот факт, что западная теология имеет свои традиции схоластики и обращение к достижениям науки в самых разных областях служит доказательством того, что эта схоластическая традиция принимает на вооружение современный логический аппарат. В следующей главе представлены образы Владимира Лосского, каким он видится современным религиозным исследователям, представляющим самый широкий круг христианских церквей.

Глава Третья: Современное исследование наследия Владимира Лосского

Богословское наследие Владимира Лосского подверглось интенсивным исследованиям со стороны современных теологов и философов, и с герменевтической перспективы видится важным проследить, как его наследие интерпретировалось теологами, принадлежащими к различным христианским церквям и поэтому имеющим взгляд на Троицу, который во многих аспектах отличен от православной позиции и видения самого Лосского. Уже сам факт того, что наследие Владимира Николаевича Лосского подвергается пристальному исследованию, говорит о важности богословской мысли, выраженной им в своих произведениях, которая представляет интерес для современных исследователей религиозной философии и богословия.

Рован Вильямс признан среди западных теологов одним из наиболее уважаемых авторитетов, если не самый уважаемый, в области православного богословия и богословия Владимира Лосского в частности. Он занимал пост епископа в соборе Кентербери и вместе с Деборой Л. Кэйсевел и Артуром МасДональдом Альчиным представляет церковь Англии. Вильямс приложил немало усилий для исследования как работ Лосского, так и работ греческих патриархов, на которых ссылается Лосский. Позиция Рована Вильямса относительно развития системы Лосского коренится в рассмотрении Вильямсом православной дискуссии, упомянутой в Главе Первой, и участия Лосского в этой дискуссии, отмеченного творческими и иногда весьма энергичными порывами и полемическими выступлениями. Для того, чтобы противостоять во всеоружии и быть в состоянии дебатировать проблемы таких русских метафизиков как о. Сергей Булгаков, о. Павел Флоренский и о. Георгий Фроловский, Лосский обращается к греческой патриархальной традиции и берёт на вооружение «адекватные концептуальные инструменты», которые снабжают его тем необходимым словарём, который очищен от концептуализма и детерминизма, овладевших русской философией, утверждает Вильямс. (Williams 1975, стр. 284)