Читаем Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира полностью

«Они входят в круг и сражаются, и каждый сам держит перед собою щит. У Скегги был меч по прозванию Пламя Битвы, он нанес им удар и попал в щит Гисли. Меч громко зазвенел. Тогда Скегги сказал:

— Пламя Битвы поет,

То-то потеха на Саксе!

Гисли нанес ответный удар секирой, и отсек край щита и ногу Скегги, и сказал:

— Рьяно огонь раны

Рубит ныне Скегги.

Скегги не стал больше биться и с той поры всегда ходил на деревянной ноге. Торкель же поехал домой со своим братом Гисли, и теперь они живут по-родственному, и все находят, что эта битва очень увеличила славу Гисли».


Сага, героическая муза Севера. Нордическая героическая жизнь. Цикл скульптурных изображений Эдды. Фотография Эрнста Альперса, 1867 г.


«Дух дышит, где хочет»[70], — утверждал евангелист Иоанн, и возвышенный творческий дух порой проявляется там, где вовсе не ожидаешь его встретить: например, среди воинственных мореходов, бороздящих на грубых парусных лодках просторы холодных морей и наводящих страх на побережья. Стихосложение было очень популярным делом в скандинавской культуре. Те, кто в нем преуспел, становились скальдами, от древнескандинавского skald, что означает буквально поэт. Некоторые скальды жили при конунгах, занимаясь только своим ремеслом и слагая песни о воинских победах и подвигах, но многие известные скальды совмещали с поэзией морское и ратное дело. Получались, например, такие строки:

«У секиры старойСталь щербата стала. Был колун мой волком,Стал коварной палкой.Рад топор отправитьРатный я обратно. В даре княжьем нуждыНе было и нету»[71].

Или такие, словно ожившие позже, через тысячу лет, у русских футуристов:

«Звенят подковыКоня морского.Жала из сталиЖадно ристали,Со струн летелиЯстребы к цели.Птиц колких силаПокой пронзила.Напряг лук жилу,Ждет волк поживу.Как навь ни бьется,Князь не сдается.В дугу лук гнется,Стальной гул вьется.Князь туг лук брал,Пчел рой в бой гнал».

В 1985 году на экраны вышел двухсерийный советско-норвежский фильм про викингов «И на камнях растут деревья». Я смотрел его раза три в том самом кинотеатре «Прометей», который уже упоминал раньше, и главным образом из-за впечатляющего побоища в первой серии: несколько десятков крепких бородатых мужиков, сойдясь борт в борт на больших лодках, дрались топорами, примитивными мечами, ножами и копьями; у них были дощатые щиты, кожаные колпаки и простые рубахи вместо доспехов, и только одна кольчуга и один железный шлем на всех, да и то у конунгов. Этот боевой эпизод и сегодня шикарно смотрится, если, конечно, вы любите олдскульный махач, а не цифровые трюки, исполненные при помощи синего экрана и тонких лонжей. Сходясь перед решающим поединком, один из противников, бахвалясь, крикнул конунгу: «Мне жаль, что ты не сможешь сложить песню об этом бое!». Тогда для меня это звучало просто крутой фразой, и только позднее стало понятно, что этот конунг — скальд, поэт-воин, да и дружинники его не чужды искусству слова, если судить по тому, что один из них сбросил врага за борт со словами: «Теперь ты станешь всадником на коне смерти!».

Главные особенности стиля и поэтики скальдов те же, что и у «Беовульфа»: аллитерационный стих, построенный на созвучиях, а не рифмах, и большое количество кённингов. Их полно в предыдущем примере, где идет речь о битве: конь морской, разумеется, корабль; ястребы, которые со струн летят к цели, и птиц колких сила — это стрелы, пущенные из лука; они же — пчел рой, которые гонит в бой стрелок. Встречаются и более лирические кённинги в стихах, обращенных к скорбящей девушке:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука