Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира

Сказал могучий Гернот: «Да не попустит Бог,
Чтоб нашего вассала мы отдали в залог.
Мы тысячею братьев пожертвуем скорей,
Чем предадим хоть одного из верных нам людей».

Млад Гизельхер воскликнул: «Друзья, мы все падем,

Но с недругами счеты по-рыцарски сведем.
Пусть трус ценой измены спасает жизнь свою,
А я уж лучше с гуннами померяюсь в бою».

Обаяние героизма списывает любые грехи: предательское убийство, отрубленная голова ребенка, интриги и воровство — все пустяки в сравнении с воинской доблестью и верностью королю, которые в «Песне о Нибелунгах» представлены высшими добродетелями. Бургунды являют образец редкого достоинства перед лицом смерти, сохраняя истинно рыцарскую церемонность речи, обращенную и к врагам, и к друзьям, даже когда Кримхильда приказывает поджечь зал; короли и дружинники укрываются щитами от пылающих головней, страдают от жара и дыма, и вот как благодарит Хагена один из бойцов за совет утолить жажду кровью убитых:

Он Хагену промолвил: «Да наградит вас Бог!
Совет ваш мудрый жажду мне утолить помог.
Вам за него я буду признателен по гроб.
Быть даже лучшее вино вкуснее не могло б».

А вот пронзительный диалог с Рюдегером, который, невзирая на все клятвы верности, на заверения в дружбе, даже на почти состоявшееся родство ведет своих бойцов в атаку на бургундов:

«Ужели отвернулись от нас, маркграф, вы тоже
И не на кого больше надеяться нам здесь?
Нет, я не верю, что презреть могли вы долг и честь».

Но Рюдегер печально промолвил королю:

«Поклялся я Кримхильде, что с вами в бой вступлю,
А госпожу не вправе обманывать слуга.
Обороняйтесь, витязи, коль жизнь вам дорога».

Сражавшиеся по разные стороны Диомед и Главк в «Илиаде», случайно узнав, что некогда дружили домами их деды, немедленно воткнули копья в песок, обменялись доспехами и впредь избегали встречи на поле боя. В «Песне о Нибелунгах» ничто — ни данное слово, ни дружба, ни любовь, ни родство не выше преданности господину. Ни даже жизнь — и злосчастный герой Рюдегер падает замертво рядом со сраженным им не менее героическим Гернотом.

Последний бой бургунды принимают с дружинниками Дитриха Бернского; воинственно-романтическое восхищение битвой и смертью, свойственное поэзии «Песни о Нибелунгах», достигает своего художественного апогея:

«Не видел мир поныне второй такой резни.
Трещали, разрываясь, подщитные ремни,
И со щитов каменья летели в кровь и грязь,
И дико лязгали мечи, о панцири щербясь.

В ряды бургундов бернцы врубались вновь и вновь.

Из рассечённых шлемов ключом хлестала кровь.
Блестящие кольчуги на витязях рвались.
Куски мечей изломанных, свистя, взлетали ввысь».

Хильдебранд, старый дружинник Дитриха, убивает отважного Фолькера; погибли Данкварт и Гизельхер. Сам Дитрих, верный долгу вассала, захватил в плен измученного непрерывным боем Хагена, а потом повалил и связал самого короля Гунтера, которому буквально накануне обещал вечную верность, если тот выпустит его с дружиной из зала.

^{Сцена из оперы «Гибель богов». Фоторепродукция с картины Фердинанда Лике, 1896 г.}

Трагическая развязка поэмы достойна ее корней, уходящих в характерное для германского эпоса упоение смертью. Кримхильда, в финале превратившаяся в совершеннейшую Медею, требует от Хагена открыть место, где он скрыл клад нибелунгов — свадебный подарок ее знаменитого мужа, убитого четверть века назад. Хаген противится, и Кримхильда приносит ему отрубленную голову своего брата Гунтера, тем самым освобождая вассала от клятвы верности сюзерену. Но и это не может сломить упорство Хагена, которого в последних нескольких авентюрах именуют исключительно храбрецом: